Про любовь, ментов и врагов. Лия Аветисян

чувствовал агрессию. И спросил:

      – Слушай, с чего это у него пошли такие страшные фантазии? Это его опять повело или были какие-то угрозы? И эта беспредельная тоска в глазах… И пар, как в бане… Это определенный объект или, как у Тиграна, собирательный портрет? Чёртов Арамис, с ним не удавалось соскучиться ни при жизни, ни после… Версий – с десяток, а дней не осталось совсем…

      – Ну я тебе говорю: надо было стать адвокатом. Сидел бы сейчас, детективы почитывал, пока сыщики найдут убийцу. А потом бы взял его готовенького и стал защищать, чтоб не пожизненно без права помилования, а на пятнадцать лет. И он бы тебе руки целовал и платил хорошие гонорары. Нет, надо было тебе стать не вечно спешащим подозрительным сыщиком, а вальяжным холёным адвокатом! Ты бы их, незаконопослушных богатеев, защищал, я – подтягивал их женам веки и ляжки, стараясь не перепутать, а Верон оперативно делала бы с них портреты, пока снова не обвисли и не разжирели. Вот была бы командная игра, как в молодости! И можно было бы компанию зарегистрировать: «ШВАРТИГВЕР» – звучит?

      – Как, ты говоришь, назывался цикл картин?

      – спросил вдруг Шварц, и оторопелая Верка ответила:

      – «ГРААЛЬ»…

      О роли телевидения в ментовских расследованиях

      14 декабря 2004 г., вечер

      Дядя Вова в кои-то веки коротал вечер дома за партией шахмат. Уж лучше бы остался на работе. Не особенно блиставший в армянском спорте сосед успел дважды обыграть его, как мальчишку, и полковник понемногу закипал. Тут еще за спиной бубнил им же включенный, в ожидании вечерних новостей телевизор, и это отвлекало. Но и помогло: как только зазвучали позывные новостного блока, Дядя Вова театрально опрокинул своего короля, давая понять партнеру, что дело тут не в провальной диспозиции, а в желании ознакомиться с актуальным общественно-политическим процессом. И обернулся к экрану. Однако свобода слова на вверенном ему участке поднялась до такого неописуемого максимума, что сюжет окончательно изгадил вечерний настрой. Показывали то из утренних происшествий, что вроде бы и не подлежало обнародованию.

      В самом центре Еревана, за высокой оградой из кровельного алюминия, сновали рабочие. Здесь в темпе ударной стройки возводился четырехэтажный бетонный куб Центра историко-культурных исследований. Несмотря на высокое гуманитарное назначение, строительство Центра сопровождалось бесконечными склоками, слухами и жалобами окрестных жителей. Вот и сейчас в вечерних новостях был прокручен репортаж с места событий, который вела молодая журналистка. Камера выхватывала интересные мизансценки из гроздьев принарядившихся пикетчиц на фоне спин и затылков ребят из Центрального РОВД.

      Полковник с отвращением вглядывался в картинку, и сложно было понять, отвращения к чему именно тут было больше: к пикетчицам, строителям, их хозяевам или к самому себе.

      – Если это действительно культурологический центр, то как он мог быть так некультурно спроектирован и построен в трёх метрах от фасадов наших красивых домов на месте фруктового сада, который посадили