Павлиний хвост. Роман Юрьевич Максишко

Ефимовича Ковтуна уже вполне серьезно подступался к проблемам управления ядерной реакцией путем катализаторов и ингибиторов из живой ткани организмов-мутантов. На молекулярном уровне ему даже удалось достичь некоторых положительных результатов, удививших военных специалистов и заинтересовавших высшее руководство страны.

      Благословенные шестидесятые – счастливая пора научных открытий и технических прорывов… Исследованиям Ковтуна-Макарского был дан зеленый свет: отведены площади, закуплено оборудование, выделено финансирование, которому завидовали даже в Министерстве обороны СССР.

      Но шли годы, а серьезных успехов в области управления ядерной реакцией так и не было. Эйфория первых достижений прошла, сменившись горечью затянувшейся полосы научных неудач. К тому же, в 1973 году скончался идейный вдохновитель проекта Виктор Ефимович Ковтун, а спустя два года ушел и академик Виноградов – влиятельный покровитель и защитник его лаборатории перед лицом строгой, но справедливой КПСС и ее вездесущих опричников. Искрящееся великолепием колесо Фортуны поблекло и замедлилось.

      Макарский, с трудом пережив фиаско, сконцентрировался на биогеохимии. Занимаясь корреляцией признаков животных и растений с минералогическим составом горных пород, находящихся в ареале их существования, он защитил докторскую диссертацию и вскоре получил звание профессора. Работал ученый как всегда вдохновенно, копал глубоко, но того огонька, того душевного подъема, с которым он трудился в лаборатории Ковтуна, уже не было.

      И вдруг произошло событие, которого Лев Михайлович ждал долгие годы, призраки феерических успехов молодости ожили. Казалось, судьба еще раз, как и много лет назад, повернулась к стареющему исследователю лицом. Сергей Гущин, конечно же, не знал всех тонкостей той давней истории, но по настроению Макарского, его походке и непривычно звонкому голосу почувствовал, что учитель снова молод, полон сил и энтузиазма, былая жизнь пробуждается в нем и закипает, как прежде.

      – Анечка, я, пожалуй, тоже поеду. Дома поработаю, пока Лев Михайлович не вернется, – сказал Паганель, укладывая дневник Великанова в модную сумку-колбасу из красноватой замши, которую он обычно носил через плечо.

      Лаборантка еле заметно хмыкнула, дернув уголками губ. Ей нравилось находиться в обществе молодого ученого, но она прекрасно понимала, что ей ничего не светит, поскольку мыслями он всегда был где-то далеко-далеко… Оставалось только печалиться и томно вздыхать, покоряясь судьбе.

      – Кстати, спасибо за чай, – спохватившись добавил Сергей и вышел вслед за профессором.

      Не дождавшись лифта, он бегом спустился по боковой лестнице на первый этаж, стремительно промчался мимо книжных ларьков к выходу в клубной части Главного здания МГУ, где вертушки турникетов мерно сортировали порции опаздывающих ко второй паре студентов. Выскочив на улицу, Паганель быстрым страусиным шагом понесся в сторону метро «Университет»