Диетлэнд. Сарей Уокер

не вернутся ли женщины.

      Герберт ничего мне не сказал, когда я уселась рядом на диване. Его очки покоились на журнальном столике с футляром «под змеиную кожу» и открытым «Телегидом». Я попыталась снова погрузиться в книгу, но мне мешали аплодисменты и крики телевикторины. Отодвинув шторку, я вновь посмотрела на улицу – там никого не было. Я взяла на кухне фруктовый лед, вышла на лужайку и села под дерево, сдирая с угощения липкую блестящую обертку и слизывая красные сахарные капли с пальцев.

      Желтый кабриолет остановился напротив дома. Еще одна девушка высунулась из пассажирского окна и сделала несколько снимков. Она посмотрела на меня и засмеялась, затем сдавила педаль своего кабриолета и унеслась прочь; ветер развевал ее светлые волосы, горящие, как языки пламени, в свете предзакатного солнца.

      Рев машины затих где-то вдали, все смолкло, я уронила фруктовый лед на землю. Что увидела девушка? Почему она так смеялась? Я хотела побежать к маме, но она была в темной комнате.

      – Герберт? – осторожно позвала я, когда зашла в дом. Тот махнул на меня рукой и что-то неразборчиво пробормотал. До ужина я просидела на заднем дворе с книжками внутри небольшого бассейна – в огромной бетонной яме без воды.

      Несколько дней я боялась выходить на крыльцо и сидеть в тени любимой пальмы; мне не нравилось находиться на тесном заднем дворе, окруженном дурацкой мини-беседкой из бамбуковых стеблей с одной стороны, плетеной мебелью с другой и с бетонной дырой посреди двора. Когда чтение мне наскучивало или восковые мелки плавились от жары, я надевала роликовые коньки и каталась по серому дну бассейна. Однажды Герберт заметил меня за этим делом из кухонного окна и велел немедленно прекратить, не то «расшибусь».

      Я знала, что Герберт хранит тайный запас бисквитных пирожных и фруктовых пирожков на кухне за хлебницей, так что я въехала на кухню и умыкнула пирожное. Рассекая на коньках по подъездной аллее перед домом, я наслаждалась мягким бисквитом и нежным ванильным кремом. И тут рядом со мной остановилась машина. Я знала, что произойдет. Мужчина вышел из автомобиля, нащелкал фоток и уехал.

      В тот день Делия вернулась домой рано и застала меня на кухне, погруженную в книжку.

      – Почему ты не на улице, куколка? – спросила она.

      Я пожала плечами, не отрывая взгляда от страницы. Я не хотела говорить ей, что люди пялятся на меня, фотографируют и смеются.

      Почти всегда на ужин Делия привозила еду из ресторана. Выгружала пенопластовые контейнеры из огромного коричневого бумажного пакета и ставила их на стол. В тот вечер я ела сэндвич «Рубен» и капустный салат «Коул-слоу», странную еду, которую мать никогда не готовила. Она так и не присоединилась к нам за ужином, так что я осталась с Делией и Гербертом, которые вели за столом скучные взрослые разговоры. За ужином я глядела в окно, наблюдая, не появятся ли еще странные машины. Не было ни одной.

      После ужина Делия и Герберт развалились в плетеных креслах на заднем дворе