Слава. Даниэль Кельман

квартиру – обстановка там царила спартанская. Но в постели Лео проявил неожиданную настойчивость, к которой она была не готова. Она бороздила ногтями его спину, закатывала глаза, впивалась зубами ему в плечо, а несколько изнурительных часов спустя, ранним утром, пока ехала домой, Элизабет поняла, что хочет увидеться с ним еще раз – и что, возможно, ему даже найдется место в ее жизни.

      За прошедшие полтора месяца она успела познакомиться со всеми сторонами его характера: приступами тревоги и страха, эйфорией, временами охватывающей его совершенно без причины, и периодами глубокой сосредоточенности, во время которых он, казалось, терялся в самом себе и, когда она обращалась к нему, смотрел на нее так, словно не мог понять, как она вообще оказалась рядом.

      Лео, в свою очередь, был под впечатлением от ее профессии. Неужто она и впрямь во время работы с «Врачами без границ» прыгала с парашютом? Что, с настоящим парашютом? Да к тому же еще и в зоне военных действий?

      Тут она обычно старалась сменить тему. Элизабет понимала, что любопытство – часть его натуры и его ремесла, но были темы, которые она просто не хотела обсуждать. Всякому, кто не испытал этого на себе, ее слова могли показаться пустыми, то есть не более чем болтовней; нет, не было таких слов, что сумели бы описать, каково это на самом деле. Каково это – за несколько метров до посадки в поджидающий вертолет потерять пациента, которому перед этим сама ампутировала обе ноги, причем в условиях нехватки обезболивающего, а потом тащила на себе по полям, над которыми воздух дрожал от жары. Каково это – когда все усилия оказываются напрасными и лишь по пути назад замечаешь, что события последних дней частично стерлись из памяти. Что в ней остались пробелы, словно ей довелось пережить нечто столь жуткое и необъяснимое, что никак не вписывалось в окружающую действительность, а потому и запоминать голова отказывалась. Как она могла это описать? Еще много лет тому назад один пожилой доктор сказал ей: «Кто ничего не пережил – хороший рассказчик; стоит многое пережить, как делиться вдруг становится нечем». Но Элизабет знала, что Лео о многом догадывался. У нее была та же профессия, что и у его героини, Лары Гаспар, возраста они тоже были одного, и если постараться припомнить не изобилующие подробностями описания Лариной внешности, можно даже было сказать, что они похожи. Наверняка Лео еще и поэтому ей увлекся. Элизабет то и дело замечала, как он следит за ней с почти что исследовательским пристрастием, шевеля губами, словно подмечая что-то.

      Пару недель назад он читал доклад в Академии наук и литературы в Майнце, в котором заявлял, что культура действительно приходит в упадок, но сокрушаться не стоит: когда человечество избавится от ненужного бремени знаний и традиции, ему станет легче жить. Настанет эпоха образов, ритмичного шума и мистического транса, зависания в бесконечном настоящем – благодаря могуществу техники воплотится религиозный идеал. Никто толком не понял, говорил он это всерьез или с иронией, был он консерватором или нигилистом, но именно поэтому текст выступления решили напечатать. Посыпались комментарии,