Будьте здоровы, богаты и прокляты. Полина и Измайлов. Эллина Наумова

реагируют на новых зевак. Главное, не гипнотизировать стражей порядка. Взгляд обладает гораздо большей призывной способностью, чем голос. Однако я не удержалась и скосила глаза на красный замызганный Москвич, удостоившийся своеобразной иллюминации. Заднее боковое стекло было в разводах крови. Полицейские распахнул дверцу, и любопытные увидели неподвижное тело молодого мужчины, которое от произведенного сотрясения сразу начало тяжело сползать с сиденья. Тот, кому его собственный язык всего лишь враг, – счастливец. Мой язык – это мой палач.

      – Федор! – завопила я. – Федор! И тебя тоже?

      В эту минуту я представляла собой легкую добычу для высокого плотного парня в кожаной куртке. Он взял меня под локоть и решительно повлек со двора.

      – Кто вы? Кто такой Федор? Почему и что «тоже»? – спрашивал он по пути.

      Я представилась этому разговорчивому миляге и надоумила его: человек из Москвича – кинорежиссер Федор Пансков. Он собирался в гости к Даниле Арову, и творцы явно не встретились.

      Я испытывала эйфорию, чуть ли не благодарность судьбе за то, что Федора убили. Именно на примере того своего состояния я проникла в смысл слова «помешательство». Если честно, я не сомневалась в виновности режиссера. Явился к Даниле, тот спросонья не разобрал, что визитер пьян, потом стал гнать, и Пансков пустил в ход оружие. Как раз к четырем вечера он и должен был оказаться у Арова. Откуда у Федора мог взяться пистолет, и с чего такая киллерская меткость, я не задумывалась. Может, он притворялся пьяным, и я призвана подтвердить его алиби, дескать, не стрелок? Мне предстояло признаться Измайлову в том, что я не предупредила Данилу о намерениях Панскова.

      И свидетельствовать против Федора, возможно, единственной свидетельствовать. Но, коль режиссер мертв, значит, не он спустил курок.

      На этом эйфория иссякла. Меня бесцеремонно втолкнули в стоящий у обочины автомобиль с мигалкой. А мои возмущенные возгласы перекрыли отборным матом, из которого следовало, что я подозреваюсь в убийстве Данилы Арова. Во всяком случае, соучастие мое в нем сомнений не вызывало. На резонный вопрос, что же я до сих пор кручусь на месте преступления, мне ответили такими матюгами, которых я не понимала. Я мигом превратилась в реалистку. Говорила, что они ошибаются, что я рвусь сотрудничать с полицией, предлагала связаться с полковником Измайловым.

      – Мелко плаваешь, – заржали ребята, – мы звоним только генералу Комиссарову и исключительно по домашнему телефону.

      – Генерал Комиссаров— непосредственный начальник полковника Измайлова, – попыталась смягчить их осведомленностью я.

      Только навредила себе, заслужив характеристики ушлой бабенки и рецидивистки.

      Полковник Виктор Николаевич Измайлов не сумел с поговорочных трех раз угадать, где я. Сначала он разыскал топтавшихся у подъезда и квартиры Данилы полицейских