Дурная кровь. Э. О. Чировици

порочный снобизм, промискуитет и врожденная лень, замаскированные под протест.

      Сейчас модно обвинять бэби-бумеров в наивности и мотовстве. Но нам просто было хорошо в наших общежитиях, в наших кампусах, нам нравились наши красивые машины, и мы не хотели, чтобы кто-то отнял наше благополучие и отослал нас умирать на рисовые поля в Азию, не дав насладиться благоденствием в Америке.

      Естественно, я сейчас говорю о себе.

      Другие думали, что смогут добиться перемен, что бы это ни значило. Они писали петиции, устраивали беспорядки. Должен признать, я не был в их числе, вероятно, потому, что был слишком богат, ленив и склонен к созерцанию. Меня больше заботил успех у девушек, а это не способствует увлечению левыми идеями, за которыми, на мой взгляд, всегда кроется определенная доля личной фрустрации. В то время мы чуть ли не стыдились своего богатства и старались всячески его скрывать. Тогда в моде был тип рабочего, который хранит тяжким трудом заработанные деньги не в бумажнике, а в кармане потертых джинсов.

      Как раз из таких был Абрахам Хэйл. Я с ним познакомился на последнем курсе.

      Его отец был из Портленда в Орегоне, а мать – из каджунов с берегов Атчафалайи в Луизиане. Она умерла, когда Абрахаму было всего семь или около того. Они жили в небольшом городке в двадцати милях от Батон-Руж. И жили бедно. Эйб рассказывал, что отец купил первый телевизор, когда ему было лет десять.

      Мы снимали двухкомнатную квартиру в Пеннис-Нек. Хороший, тихий район. Моим предметом была английская литература, Эйба – философия.

      Мы сидели на скамье в таинственном лесу уже минут десять, а у Джоша только начало восстанавливаться дыхание и слегка порозовели щеки.

      – Джеймс, я рассказываю вам эту историю, потому что она связана с причиной, по которой я вас пригласил. Предисловие будет долгим, но без него не обойтись. Я надеюсь, у вас хватит терпения и вы внимательно меня выслушаете.

      – В моей профессии гораздо важнее слушать, а не говорить, – ответил я. – Ключ к пониманию зачастую кроется в банальных на первый взгляд ремарках, в рассказе о поездке по магазинам или в описании любимого свитера.

      – Это правда. Видите ли, именно с Эйбом в Париже, уже после университета, я пережил событие, которое в определенном смысле повлияло на всю мою жизнь.

      Джош умолк, его лицо напряглось, как будто даже простое упоминание об этом событии пугало его. Да и имя своего друга он произносил с определенным усилием, словно опасался вызвать демона из преисподней.

      – Годы учебы в Принстоне не приблизили меня к ответу на вопрос – чем я действительно хочу заниматься в этой жизни? Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что витал в облаках, жил так, словно молодость будет длиться вечно, как будто впереди уйма времени на выбор пути. Финансовых проблем у меня не было – к этому времени я уже вступил в права наследства. В паре мелких журналов напечатали несколько моих статей. Это обстоятельство послужило чем-то вроде алиби для моей хронической праздности