Призрачная дорога. Александр Снегирёв

вырубаюсь.

◆

      Но иногда требуется другой подход.

      Вот и теперь, едва я собрался её воскресить по привычной схеме, как получил отпор.

      – Ты груб и тороплив, – сказала Кисонька. – Я ничего не чувствую.

      Лицо её напоминало тучу, из которой вот-вот ливанёт.

      – Совсем не хочется просыпаться. Не хочется жить. Зачем жить? Я никому не нужна. Я мёртвая, не различаю ни запахов, ни цветов. Я нужна тебе только для того, чтобы трахать по утрам и пользоваться моими идеями. Ты не заботишься обо мне. Я чувствую себя кольцом, завалившимся за диван…

      Омрачённый таким поворотом дела, я всё же отметил про себя великолепие метафоры.

      Я потянулся за телефоном, чтобы записать, но передумал. Записывать в такой момент – это уж слишком.

      Постараюсь запомнить методом ассоциаций.

      Кольцо.

      Кольцо, как у Толкина.

      Диван… у бабушки был диван, обтянутый зелёной материей. Зелёный колючий диван, за который завалилась Кисонька…

      – По утрам мне кажется, будто жизнь держит меня под водой. Держит насильно и смотрит, как я захлёбываюсь. И ждёт, когда я захлебнусь.

      Снова метафора! И опять прекрасная, яркая, сочная, говорящая!

      Толкин, диван, вода…

      Я схватил телефон и начал вбивать в него слова.

      – Я живу будто не с тобой, – сказала Кисонька. – Будто одна. Я чувствую, что ты здесь и не здесь. Ты всегда в своих мыслях, в своём телефоне, что-то записываешь. Я живу не с тобой, а с целой толпой чужих мне персонажей. Они торчат в нашем доме, едят нашу еду, спят в нашей спальне. Иногда я не знаю точно, с кем занимаюсь любовью, с тобой или с кем-то другим.

2

      Существует ещё один способ утреннего воскрешения Кисоньки.

      Срабатывает в любых ситуациях.

      Достаю свёрнутый в рулон электрический мат-расик, раскатываю на кровати рядом с Кисонькой, включаю.

◆

      Личико Кисоньки перестаёт расплываться и обретает отчётливость.

◆

      Поверх матрасика расстилаю плёнку на манер маньяка-чистоплюя.

      Говорить ничего не приходится, Кисонька сама переползает на плёнку.

      Личико оживляется.

◆

      Открываю большую зелёную банку, насыпаю из неё в миску, разбавляю тёплой водой, перемешиваю.

      По комнате расползается таинственная вонь.

◆

      Так пахнут могилы древних королев.

◆

      – Ты такой вонючий, – говорит Кисонька, потягиваясь.

      Губки её образуют озорную улыбку.

◆

      Черпая из миски, обмазываю Кисоньку получившейся жижей.

      Жижа обладает чудодейственными свойствами.

      Кисонька приятно скользит под ладонями.

      Всё выглядит так аппетитно, что хочется лизнуть.

      Украдкой пробую с пальца.

      Кисло и на зубах хрустит. Наверное, мощи одной из тех самых древних королев.

      Кисонька переворачивается на спину, смотрит на меня нежно.

      – Ну разве можно ходить в салон, чтобы это делал другой мужик, да ещё за пять тысяч?

      – А что, в салоне мужики?

      – Бывает,