Эфесская волчица. Михаил Щербенко

львицы и не увидела там ничего, кроме страха. То, что произошло дальше, запомнилось Клеопатре надолго.

      Одновременно с ударом палки Леэна сорвалась с места, подняв волну песка, и бросилась на противницу, словно олимпийский бегун на дорожке стадиона. У той было лишь несколько мгновений, чтобы среагировать, – она отпрянула и бросила сеть почти наугад. Свинцовые грузики заставили эту огромную паутину мягко раскрыться, но львица уклонилась чуть вправо и нырнула под сеть, сев на бедро. Инерция заставила её проскользить по песку добрых десять футов, и она молниеносно вскочила, оказавшись очень близко от соперницы. Трезубец ретиария встретил её, заблокировав между зубцов короткий меч, но лезвие на левой руке было уже нечем остановить, и оно вспороло плоть от плеча до ключицы.

      Агава провернулась волчком, а Леэна рванула её трезубец вниз, наступила ногой и выбила из пальцев, отшвырнув подальше. У воспитанницы Сильвана остался лишь кинжал, который она выставила вперёд в левой руке. Из раны обильно хлестала кровь, окрашивая тело ярко алой краской. Львица накинулась на неё, обрушив удары с обеих рук – кривое лезвие прошлось по голове, возвратным движением рассекло бок и перерезало кожаную повязку, что скрывала грудь, меч же входил сквозь рёбра снова и снова. Агава ещё стояла на ногах, но была уже вся красной от собственной крови, она попыталась было поднять руку с двумя вытянутыми пальцами, но зашаталась и повалилась на колени. Судья подступил, чтобы остановить поединок, однако Леэна упредила его, быстро перерезав сопернице шею. Она сама решала, когда завершать схватку, и зрители ревели от восхищения. Она всё ещё не снимала шлема, повернувшись к трибунам и показывая им обагренные кровью руки, – воплощённое божество смерти. Могучий гул толпы поднимал её на крыльях урагана.

      – Ужас, – прошептала Клеопатра, у которой волосы встали дыбом.

      – Да, Леэна пишет кровью, как художники красками. Так Сатир говорит, – Диоклу явно понравилась её реакция. – Не привычна ты ещё к нашим делам. Нужно тебе закалять свою волю, как я делаю. Когда-нибудь я выйду на эту арену и покажу сражение не хуже.

      – У Агавы не было и шанса. Разве это справедливо?

      – Она принесла клятву и должна стоять в бою против любого соперника. Иногда попадаются слабые, а иногда сильные, но ставить пары – это привилегия хозяина. Гладиатор просто выходит и бьётся, – ответил мальчишка. – Так говорит Сатир.

      – Ты его, я вижу, очень уважаешь.

      – Конечно. За него билась моя мать, а потом он дал работу и мне. Он обеспечил меня крышей над головой и пищей, а ведь мог просто выбросить. Нынче я работаю на него, а потом буду биться за него на арене.

      – Твоя мать была гладиатором? В Красном лудусе? – поинтересовалась Клеопатра. – Что с ней случилось?

      – Да, она была одной из лучших, – кивнул Диокл. – Десять лет назад она пала на арене.

      – Жаль, что ты не смог по-настоящему узнать её.

      – Я знаю её по рассказам других, – уверенно сказал мальчишка. – Ей довелось погибнуть