Дворяне 2. Сергей Николаевич Сержпинский

с удивлением воскликнул Михаил. – Я очень верил им. Все за столом начали высказывать своё возмущение. Они понимали, что Семён Александрович не преувеличивает. Да и другие действия большевиков тоже разочаровывали крестьян. Продразвёрстка превратилась в поборы, поэтому крестьяне решили прятать свой урожай. У Михаила Чернова хозяйство было самое крепкое в деревне Гарь, и волостное руководство обложило его большим налогом, как кулака. В кулаки он попал в связи с тем, что нанимал батраков. Силами своей семьи он с делами в хозяйстве не справлялся, хотя у него пришёл с войны старший сын, да и двое следующих сыновей подросли. И всё равно приходилось нанимать работников, а это по нынешним законам считалось почти преступлением и облагалось дополнительным налогом. Он говорил Верещагину то ли в шутку, то ли всерьёз:

      – Вы мне сослужили, Семён Александрович, медвежью услугу тем, что добавили мне лошадей, коров и землицы тоже. Я уж думаю пустить скотину под нож, да продать мясо, а деньги припрятать. Всё равно прибыли от них нет, приходится большие налоги отдавать.

      Семён Александрович отвечал ему тоже шуткой:

      – Так отдай мне скотину обратно. Ну, выручишь ты деньги от продажи мяса, а бумажки, царские деньги, большевики печатают, и они с каждым днём обесцениваются.

      Михаил хитро посмотрел на собеседника и ничего не ответил, а перевёл разговор на другую тему. Его интересовало, как себя ведут Калачёвы, куда уехал Пётр. Разговоры затянулись надолго, так как медовухи было много. Семён Александрович уже стал отказываться от лишнего бокала медовой бражки, к ночи ему стало тяжело, клонило ко сну, да и сердце ныло. Сын Александр заметил это:

      – Что-то ты, папа побледнел, тебе плохо? – забеспокоился он. – Ты иди, приляг, а я посижу с гостями.

      Гости тоже посоветовали ему идти лечь и, когда он встал, чтобы уйти к себе в спальную комнату, Михаил вдруг спохватился:

      – Я забыл вас спросить, вам нужен третий амбар, он же пустует?

      – А, почему ты спрашиваешь?

      – Я мог бы его купить. Мне уже зерно негде сушить, двух амбаров не хватает, – пояснил Михаил. Гость и хозяин недолго торговались: сначала Михаил предложил за амбар 10 тысяч рублей, но это было дёшево, учитывая инфляцию. Договорились о цене в 15 тысяч рублей, и решили что, отдаст Чернов эту сумму Верещагиным по частям, в рассрочку.

      Лёжа в своей комнате в кровати, Семён Александрович слышал, как мужские голоса гудели в столовой. Он хотел спать, но не мог уснуть от ноющей боли в сердце. «Зря я пил вино, – думал он, – с больным сердцем нельзя». До 1915 года, Семён Александрович возил с юга фрукты и виноградные вина. Каждый день, в обед перед едой, он выпивал по бокалу красного вина для аппетита. Это примерно, по 100 граммов слабого виноградного вина. Были дни, когда он пропускал такой ритуал, по какой-нибудь причине. Алкоголиком он себя не считал. После 1915 года он перестал ездить на юг из-за войны, и перестал пить вино для аппетита. Других спиртных напитков ему не хотелось, а вот о виноградном вине Верещагин скучал.

      Вспомнил