Поезд до станции Дно. Анатолий .Юрьевич Козлов

многие готовы были предложить отказаться от золотого рубля. Положение «спас» только самый крупный в истории России внешний заём 1906 года во Франции.

      В конце января 1906 года задолженность сберкасс Госбанку достигла максимума, составив более 55 миллионов рублей.

      Как всегда, при организации любой подобной паники сообщение о ненадежности банков и неустойчивости валюты вызвало массовое изъятие вкладов из сберегательных касс.

      В результате подобных финансовых смут бывают не только потерпевшие, но и те, кто «выловил» свою «рыбку» в мутной финансово-политической водичке под устроенный «революционный» галдёж. Потерпевшими были российские банки и все государство, финансовая система которого подверглась тяжелому потрясению. Как показала дальнейшая история – сам Парвус и его «друзья», снабдившие его средствами, тоже сорвали приличный куш.

      На Русско-японской войне хорошо заработали Англия и Америка, не только умножив свой политический капитал, но и высосав финансы Японии и откусив от российского пирога. Финансовым кризисом в России воспользовались германские банкиры. Они предъявили России требование о высылке в Берлин большой партии золота на 60 миллионов рублей. От «Финансового манифеста» Парвуса выиграли и банкиры Франции, которые согласились поддержать Россию займом, но на кабальных условиях.

      Финансовый манифест «Совета» был не чем иным, как провокацией, детонатором декабрьского восстания. Подкрепленный стачкой и баррикадными боями, он вызвал грандиозный резонанс во всей стране. В то время как за предшествовавшие три года вклады в сберегательные кассы в течение декабря превышали выдачи на 4 миллиона рублей, в декабре 1905 года перевес выдач над вкладами равнялся 90 миллионам: манифест извлек из правительственных резервуаров в течение месяца 94 миллиона рублей!

      Только когда восстание было подавлено силой оружия и пролитием русской крови с обеих сторон, равновесие в сберегательных кассах снова восстановилось.

      Вставшую дыбом шерсть на российском загривке пригладили железной гребёнкой. Но Российскую империю ожидал второй удар. Через одиннадцать лет, в разгар первой мировой войны, когда русские войска почти разгромили Германию, Парвус, за громадную сумму, полученную от Германии, выпустит вторую бесовскую грамоту…

* * *

      Макаров, взбудораженный происшествиями и разговорами, всё никак не мог успокоиться, ёрзал, вздыхал, бубнил чего-то себе под нос. Видя его состояние, Павел Кедрин сам начал разговор.

      – Простите, но вижу, вам не даёт покоя этот разговор с матросом? – обратился он к Макарову.

      Тот пожал плечами, покивал головой и, наконец, ответил:

      – Не в одном матросе дело… Много нынче со мной всякого приключилось, – Кедрин внимательно слушал. Макаров немного помолчал, словно собираясь с мыслями, пытался собрать воедино все события. – Мы вот там на фронте воевали.., – начал он, – Ну уж как умели! Но труса никто не праздновал. За Россию воевали, за Царя, за веру нашу христианскую, – он смущённо кашлянул.

      – Ничего, ничего, – успокоил его