Настоящее чудо. Александр Муниров

тогда делать? – спросила она, – Я не понимаю, зачем весь твой свет, если от него одни страдания?

      Мысль была не новой, и разговор этот не был первым: Марта и раньше спорила со мной о свете, и мои доводы казались все менее убедительными, разбиваясь о ее жизнь и ощущения от нее.

      – Не мой, а твой. Другие и это растеряли, – заметил я.

      – Зато они живут полноценной жизнью.

      – Бактерии и клетки одного организма тоже живут полноценной жизнью. И каждая бездумно выполняет свою задачу.

      – А я? Обслуживаю их?

      Я промолчал.

      Год назад Марта весила на восемь килограмм больше, но к наркомании и нездоровому образу жизни теперь добавился еще и невроз, и все это сказывалось на ней не лучшим образом. Марта стала употреблять больше наркотиков затем, чтобы избавить себя от него, но это дало лишь негативный эффект.

      – Это не может больше продолжаться, – сказала она.

      – Я придумаю что-нибудь, – только и сказал я, но Марта уже шла на кухню и начала греметь ложками в буфете, а я, неспособный физически заставить ее поступить иначе, остался всматриваться в окна дома напротив. Городской ветерок, наполненный выхлопами, трепал нежно-кремовые занавески, которые Марта закрывала, когда кувыркалась тут с очередным мужиком, чтобы из того, соседнего дома, никто за этим не наблюдал.

      Тогда он и увидел меня в первый раз, но не понял, кто я такой, как не понял бы любой другой человек. Для него я был всего лишь отражением на стекле одной из квартир и то почти неуловимой, чтобы выделить из общей картины.

      – Дорогая подруга, – сказал я в тот вечер, – я знаю, что ты наблюдаешь за мной. Не дай ей умереть, и я обещаю, что сделаю гораздо больше того, о чем мы договаривались.

      Но меня не захотели услышать, и Марта умерла, а остатков ее света мне хватило на новое тело.

      9

      В день нашей с тобой встречи, за час до окончания рабочего дня, я позвонил ему на телефон, стоявший на столе – реликт, который в эпоху мобильных не использовался уже долгое время.

      До этого момента его рефлексия была несколько будничной, что-то вроде одного философского вопроса без ответа, который неспешно, месяц за месяцем, обдумывался в голове, понемногу принимая все более грандиозные формы: о жизни, работе, себе, супруге; мысль ради самой мысли, отвлекающая от бесконечно одинаковой жизни, но и не мешая ей.

      Однажды, на эмоциональной волне после переписки с подругой он даже пошутил во время обеда в столовой в компании с коллегами, что если ему отрубят голову, то еще две недели будет, по инерции, ходить на работу.

      Тогда эта шутка всем, и даже ему, показалась смешной, что бывало нечасто.

      Просто, в тот день, до звонка, эта мысль давила сильнее обычного.

      Но с момента моего звонка, все изменилось.

      За двадцать минут до того, ему опять пришло сообщение:

      «Попробуй