Маманта, в котором останавливались русские купцы. Но до предместья, где был монастырь, еще надо было добраться. Спрашивать дорогу у греков или латинян я не решалась, опасаясь, что и те и другие могут распознать во мне переодетую женщину. Так и брела наугад, петляя по узким и грязным улицам окраин, к которым раньше даже не приближалась. Несколько раз в тот страшный вечер я могла бы расстаться с жизнью, но, видно, небо меня хранило, потому что только благодаря провидению мне удалось избежать и смерти, и надругательства. Дважды мне пришлось вытаскивать мизерикордию, и один раз я даже вонзила ее в какого-то пьяного разбойника, а потом с криком ужаса умчалась прочь и молилась о том, чтобы мой удар оказался не смертельным. Как христианка, я не приемлю убийства, но тогда у меня не было другого выхода. Потом я потеряла кинжал, но, к счастью, выбралась из страшных улочек за город. К тому времени уже наступили сумерки. Я увидела латинских воинов, что расположились на привале под открытым небом вокруг костра, на котором в котле варили мясо. А вместо хвороста они использовали рукописи из византийских библиотек. И вдруг раздался пронзительный крик: «Нечестивцы! Не трогайте книги! Это же сокровищницы древней мудрости, их писали великие ученые и богословы!» Оглянувшись, я увидела, что кричит старый седой монах; он гнался за воином, который тащил к костру целый ворох свитков. Монах истово увещевал и проклинал латинян, но они отмахивались и отталкивали его с пьяным хохотом, а потом один из воинов, разозлившись, замахнулся на старика. И тут я, вспомнив о печальной участи художника, защищавшего статую Геракла, подбежала к монаху и оттащила его прочь, приговаривая: «Не надо, отче, они вас убьют». Мне удалось увести его, и воины за нами не погнались – наверное, потому, что были уже очень пьяны. Старец меня поблагодарил и спросил, кто я и откуда. По моему голосу и повадке он догадался, что я женщина, а у меня уже не было сил это отрицать. Я рассказала ему свою историю, не упомянув лишь о связи с молодым латинянином. Узнав, что я вдова, славянка родом и что ищу дорогу к монастырю Святого Маманта, монах довел меня до нужного предместья и благословил на прощание.
Несмотря на бедственное положение Константинополя, подворье русских купцов не пустовало; там еще с осени задержались несколько новгородских гостей, которые теперь собирались плыть обратно. Главным среди них был Добрыня Ядрейкович. Впоследствии этот мудрый человек принял сан и стал епископом Антонием Новгородским. При нем в новгородской летописи появилась «Повесть о взятии Царьграда фрягами[2]». С новгородцами-то я и вернулась на родину. Еще по дороге домой я догадалась, что беременна. Это не пугало меня, скорее радовало, хотя мой плод был от грешной любви. Но я решила, что никогда и никому не открою своей тайны и никто не узнает, что я родила не от мужа. В Киеве меня встретили со слезами радости; мои бедные родители уже и не чаяли увидеть меня живую. Я рассказала им обо всех своих мытарствах, не упомянув лишь о встрече с Микеле.
