Посланец (сборник). Станислав Вторушин

на базар.

      – А на базаре почем продают? – Беспалов уже не скрывал, что нервничает.

      – Все зависит от сорта. От ста семидесяти и выше.

      – Зачем же вы продаете его за столько?

      – А на что жить? – сказал Николай. – Сам я на базар не поеду. Там мне за это мясо в лучшем случае в морду надают. А то и ножом пырнут. А больше сдать его некуда. Такая у нас сейчас власть.

      – Это же рабство, – не выдержав, возмутился Беспалов.

      – Конечно, рабство, – согласился Николай. – А что делать? Народ в нашей стране никому не нужен. Куда ни посмотри – одни уголовники. И во власти – тоже.

      Утром Беспалов пошел в церковь. Еще с вечера звал с собой Николая, но тот отказался, сказав, что слишком много работы по хозяйству. Насти в доме не было, она вместе с ребятишками возилась на огороде. В кухне на столе, накрытая чистенькой салфеткой, стояла тарелка, полная пирожков. Рядом с ней – чайная чашка. Беспалов понял, что это для него.

      Пирожки оказались со свежей капустой. Такие раньше пекла бабушка. Настя знала, что в детстве он их очень любил, поэтому расстаралась с самого утра. Попив чаю, Беспалов направился на другой конец села. Церковь построили там. Говорят, что на этом месте до войны тоже стоял храм, но перед самой войной сгорел.

      В церкви было прохладно и почти пусто. Служба уже закончилась, а может быть, ее не было вовсе. Около батюшки стояли три женщины, он о чем-то говорил с ними. Переступив порог, Беспалов остановился и, перекрестившись, поклонился. Затем, подняв голову, осмотрелся. Внутреннее убранство церкви было простеньким, если не сказать нищенским. Большие, висящие на стенах иконы рисовал, по всей видимости, местный деревенский художник, отчего они походили на картины начинающих пробовать себя в живописи детей. Таким же бедным выглядел иконостас. Впрочем, значимость храма зависит не от росписей, а от духа, который в нем поселился. Но Беспалову почему-то сразу подумалось, что у батюшки в этом селе нелегкая жизнь. Постояв несколько мгновений у порога, он шагнул к нему. Женщины тут же попрощались и ушли. Батюшка повернулся к Беспалову и, чуть прищурившись, посмотрел на него. Этот взгляд немного смутил Беспалова.

      Направляясь в церковь, он заранее обдумал разговор со священником, которого, как он знал, звали отец Николай. Ему хотелось спросить, почему в селе, где имеется церковь и живет православный народ, свободно ходят по домам сектантские агитаторы, а «белое братство» устраивает шествие праздничных колонн? Почему церковь не противится этому? Не боятся ли батюшки уже через несколько лет остаться без прихожан? Почему они не протестуют со своих амвонов против наркомании и абортов, насилия над детьми, повального пьянства? Или не замечают того, во что превращается народ?

      Батюшка перевел взгляд на тросточку, на которую опирался Беспалов, вытянул руку к стоявшей у стены деревянной скамейке и сказал:

      – Давайте присядем.

      Они сели. Батюшка вздохнул и спросил:

      – Где вас ранило?

      Беспалова удивило, что священник моментально и так точно установил диагноз его недуга. Словно сам