Скажи, что будешь помнить. Кэти Макгэрри

клаустрофобией у нас страдает Доминик, но после возвращения домой ее, похоже, подхватил и я. Меня переполняет неодолимое желание вырваться отсюда, сбросить цепи, вдохнуть полной грудью. Но если Доминика удерживают стены, то меня – моя собственная жизнь. Она теснит, давит со всех сторон, и выхода нет.

      Голос губернатора доносится из громкоговорителей – он зачитывает цифры статистики, доказывающие, что сбившимся с пути парням вроде меня сумеют помочь такие, как он. И дальше – о борьбе с порочной практикой «школа – тюрьма», о помощи несовершеннолетним, о втором шансе и чистом листе. Сердце стучит в ушах.

      – Ты готов? – повторяет Синтия.

      Я не готов, но все равно поднимаюсь по ступенькам на сцену.

      Кто-то произносит мое имя, Хендрикс Пейдж Пирс, и в зале хлопают. С чего бы это? Не знаю. Та часть меня, та, что упивается наказанием, хочет проверить реакцию Элль, но я знаю, что увижу разочарование, и никуда не смотрю. Не все стоит испытывать на себе.

      Добираюсь до микрофона, и там мы с губернатором обмениваемся рукопожатием. Получается так ловко и гладко, словно мы репетировали этот жест миллион раз. Он накрывает наши руки ладонью, будто ему требуется еще одно подтверждение, что все под контролем. Будто я могу чего-то не знать.

      Губернатор наклоняется вперед:

      – Представляю, сколько смелости для этого нужно. Слышал о тебе много хорошего. Говорят, ты – лидер. Вот почему мы выбрали тебя для выступления от имени таких же ребят, тех, кому мы намерены помочь.

      Лидер. О ком он? О том парне, который нес рюкзаки тех, кто устал физически и обессилел эмоционально? О том, который отдал свои продукты, когда другие пожаловались, что проголодались? О том, кто сидел всю ночь у костра с младшими, которых все еще пугала темнота?

      Если да, то это не лидер. Просто хороший старший брат. Губернатор отпускает меня, кивает в сторону микрофона, и вежливые аплодисменты прорывает фирменный, в два пальца, свист Доминика. Он где-то сзади. Рядом с ним Келлен. Заметив, что я смотрю на него, Доминик делает неприличный жест и ухмыляется как псих.

      Семья со мной и не дает забыть об этом. Тугие узлы в животе распускаются, и я, осмелев, начинаю читать слова. Слова, не более того. Слова, которые ни к чему не относятся. Слова, которые ничего для меня не значат. Слова, которые ни для кого ничего не будут значить.

      – Год назад я совершил ошибку. Ошибку, которая создала угрозу другим людям.

      Слова вертятся вокруг преступления, но обходят ключевые детали: магазин, пистолет и украденные деньги.

      – Я ступил на дурную дорожку, которая вела к другим, еще большим ошибкам. Ошибкам, которые нельзя, невозможно простить.

      Да, я делал ошибки. Я шел по кривой дорожке. Живя у мамы, я сам стал как она. Слишком много думал о себе, воображал, что я близок к богу, хотя голова плыла в тумане. И вот что случается с теми, кто взлетает слишком высоко: они сгорают.

      – После ареста я признался, что нарушил закон, и мне дали второй шанс.

      Поднимаю голову, отыскиваю глазами Эксла, который стоит сзади,