Скажи, что будешь помнить. Кэти Макгэрри

в которой говорилось бы, что ты безответственна и не способна сосредоточиться. Неужели ты действительно не понимаешь? Одна из причин твоего участия в кампании – наше желание дать тебе возможность показать себя деятельной, энергичной и целеустремленной. Занимая постоянное место в предвыборном штабе, ты формируешь образ решительной юной леди, готовой покорять мир, а не подростка, который понятия не имеет, чего хочет в жизни. Да, твой отец мог бы открывать для тебя любые двери, но мы желаем не этого. Разве ты не хочешь быть леди, которая сама открывает себе двери?

      Я киваю, потому что никогда не хотела двигаться вперед с опорой на отца.

      – Жизнь жестока. Сурова. Не печалься из-за того, что твои папа и мама стараются помочь тебе обойти стороной дороги, где тебя ждет боль. Ты хотя бы представляешь, как я хотела, чтобы у меня был родитель, который участвовал бы в моей жизни, поддерживал меня? Ты представляешь, как хотел бы твой отец иметь такие же возможности, как и у тебя? Мы стремимся помочь тебе, а не сделать больно.

      Боль. Это они оба понимали. Моя мама имела все, о чем могла только желать, но ее отец был чудовищем, а папин отец умер очень рано. У папы была чудесная мать, но он лучше многих знал, что такое голод. Моя бабушка владела землей, но фермерство не всегда бывает прибыльным, а она упрямо отказывалась продавать землю.

      Чувство вины обрушивается вдруг на меня.

      – Мне следовало сказать вам насчет стажировки.

      Мама поднимается, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза.

      – Я люблю тебя, и мне не нравится, что приходится быть с тобой резкой, но несколько следующих месяцев будут решающими для нас с твоим отцом. Мы нуждаемся в тебе. Я все больше склоняюсь к тому, что если бы мы с твоим отцом были так же откровенны с Генри, как сегодня с тобой, он остался бы членом нашей семьи. Генри совершил ужасные ошибки, и я не хочу, чтобы ты повторила их. Я знаю, что такое настоящая боль, и все, что говорю и делаю, имеет целью не дать тебе испытать ее.

      – Генри счастлив, – шепчу я.

      Мама смотрит на меня с невыразимой печалью.

      – Генри сожалеет о сделанном им выборе, но слишком горд, чтобы признать, что нуждается в нашей помощи. Я начинаю думать, уж не пытается ли он настроить тебя против нас, чтобы оправдать собственные неудачи. Знаю, ты любишь его, и я никогда не скажу, чтобы ты держалась от него подальше, но прошу – будь осторожна. Не дай ему поссорить тебя с нами.

      Вот это и называется перетягивание каната. Мама и папа с одной стороны, Генри – с другой. Я помню, как отдалился Генри перед отъездом. Он не бывал у нас. Постоянно злился. Был мрачен. Как будто в его тело вселился чужак, пришелец.

      – И что же Генри натворил?

      – Он не хотел, чтобы ты знала, а мы обещали не говорить. Рано или поздно он вернется, и мы хотим сдержать обещание. Просто прими это как урок и слушай нас. Генри не слушал и попал в неприятности. Ты думаешь, что знаешь, чего хочешь, но это не так. Поверь мне – ты не знаешь. Семнадцать – это такой юный возраст. Позволь нам принимать