Материя. Иэн Бэнкс

цену за разрешение вести себя таким образом. Иначе Оптимы сочли бы их поведение слишком отвратительным и не стали бы его терпеть. Ну да ничего. Вдруг когда-нибудь потомки нынешних сарлов будут летать между звездами и наблюдать за собственными подопечными-варварами! К счастью, сообщил отец юному Орамену, они оба тогда уже будут благополучно мертвы.

      Никто не знал, насколько пристально наблюдают за сарлами. Орамен задавал себе этот вопрос, оглядывая большой зал. Может, глаза иноземцев наблюдают за этим огромным собранием в темно-красных одеяниях. Может, вот прямо сейчас они устремлены на него.

      – Орамен, мой милый юный принц, – сказала дама Реннеке, оказавшаяся вдруг рядом с ним, – вы не должны стоять здесь! Люди решат, что вы – статуя! Идемте – проводите меня к безутешной вдове, и мы вместе отдадим ей дань уважения. Что скажете?

      Орамен улыбнулся и взял даму под руку. Реннеке была ослепительно-красива в малиновом платье. Волосы цвета ночи выбивались из-под алого траурного чепца – всюду торчали колечки и завитки, обрамлявшие идеально гладкое, безупречное лицо.

      – Вы правы, – сказал Орамен. – Мне следует подойти к этой даме и сказать ей необходимые слова.

      Они вместе пошли сквозь толпу. С того момента, как Орамен в последний раз обращал внимание на собравшихся, их стало намного больше – кареты доставили новых скорбящих. Теперь здесь были сотни людей, одетые в различные оттенки красного. Только эмиссар урлетинских наемников и командир рыцарей-ихтьюэнов, этих воинов благочестия, получили послабление, но и они отдали дань традиции. Эмиссар снял почти все высушенные частицы своих врагов, обычно притороченные к одежде, и напялил коричневую шапочку, которую наверняка считал красной. А командир рыцарей прикрыл алой вуалью самые жуткие шрамы на лице. Здесь были не только гуманоиды: обоняние сообщило Орамену о присутствии посла октов – Киу.

      И посреди этой толпы – придворные животные. Инты – стелющиеся по полу, переливающиеся пушистые волны – постоянно втягивали воздух и радостно бросались за ярко-красными лентами; риры осторожно, крадучись, шествовали вдоль стен – стройные, высотой до колена, еле переносившие свои алые воротники; чупы скакали и прыгали по натертым до блеска деревянным плитам, тыкались в бедра и поясницы, нервничали при виде чужеземцев, гордо несли на спинах маленькие детские седла, перевязанные по бокам красным – цветом траура. На всех больших скакунах королевства в этот день были алые чепраки.

      Следуя за Реннеке, чье шуршащее красное платье разрезало толпу, Орамен одарял улыбками множество слегка встревоженных лиц, стараясь нащупать правильное соотношение глубокой скорби и ободряющего сочувствия. Реннеке шла, скромно опустив голову, но в то же время, казалось, ощущала каждый брошенный на нее взгляд и подпитывалась вниманием толпы.

      – Вы выросли, Орамен, – сказала она, замедляя шаг, чтобы идти бок о бок с принцем. – Еще вчера казалось, что я могу смотреть на вас