Когда правит страсть. Джоанна Линдсей

что не могли платить аренду дворянину, которому принадлежала земля. Он бы поверил на слово моему отцу, но не мне.

      – То, что ты рассказываешь, ужасно, но…

      Он подождал, пока она закончит мысль, однако она не смогла. Ей не хотелось осуждать его, но как же она могла не осуждать? Так что она откинулась на спинку своего кресла и попросила:

      – Продолжай, пожалуйста.

      Дядя кивнул, но по-прежнему хранил молчание. Не дыша, он снова уставился в пол, обуреваемый тягостными воспоминаниями, и страдания были столь явственно написаны на его лице, что у Аланы слезы выступили на глазах.

      Она вскочила на ноги.

      – Достаточно! Я приложу все силы, чтобы…

      – Сядь, – проговорил он, не глядя на нее.

      Она не подчинилась. Ее единственной мыслью было бежать, потому что она знала, к чему клонит дядя. Он собирался сообщить ей, что убил ее семью. Ему заплатили за это, и она заранее боялась того, о чем он ее попросит!

      Жаль, что никто не прикончил меня давным-давно.

      Так вот зачем он растил ее и учил обращаться с оружием.

      Не для того ли, чтобы она могла отомстить за родителей и наконец разделаться с ним?

      Глава четвертая

      – Сядь, Алана, – уже спокойнее попросил Паппи. – Это только половина истории, и больше мы не будем о ней вспоминать. Ты помогла мне похоронить воспоминания. Ты прогнала мои кошмары. Ты вернула мне человечность. Так что ты имеешь право знать, от чего ты меня спасла.

      Алана медленно опустилась в свое кресло снова, но только потому, что почувствовала слабость. К горлу подкатила тошнота… О боже! Она ведь намеревалась разрешить сегодня свою собственную проблему и не думала, что ей предстоит испытать такие потрясения, узнав вещи слишком ужасные, чтобы примириться с ними.

      – Когда мы с братом потеряли дом, мы вынуждены были бороться за выживание. Мы перебрались в город, где было достаточно работы, но только никто не хотел меня нанимать, поскольку я был еще подростком. Нам пришлось добывать пропитание, подрабатывая где придется, пока меня не взял к себе подмастерьем один часовщик. Эта работа требовала внимания и точности. Она нравилась мне даже больше, чем выращивание винограда. Того, что я зарабатывал, нам вполне хватало на жизнь. Часовщик был добрым человеком; жил один с дочерью, девочкой чуть младше меня. В нее невозможно было не влюбиться. Через несколько лет она согласилась стать моей женой. Я был счастлив: моя жена – самая красивая женщина на свете, и она подарила мне сына. Они были для меня всем, они были смыслом моей жизни. А потом бессмысленный несчастный случай отнял их у меня вместе с братом.

      – Мне очень жаль, – прошептала Алана.

      Но Паппи, казалось, не слышал ее, полностью погруженный в свои воспоминания.

      – Я был охвачен яростью… и, возможно, легким помешательством, вызванным мыслями о том, какой мучительной была их гибель. Они сгорели заживо, запертые в карете, налетевшей на один из тех уличных костров, которые разводят, чтобы растопить лед. Если