Селёдка на пляже. Оксана Лисковая

и спрашивает:

      – А что у нас больная так трясется? От страха?

      – От холода, – с каким-то презрением говорит Ира. И я ей за это благодарна. Мне не страшно вовсе, хотя, может, это и ненормально. Я не больная. Мне немного голо и очень холодно. И это все.

      – А вы, доктор, разденьтесь, – неожиданно предлагаю я и подмигиваю Ире.

      – Если не боитесь, – смеется Ира.

      Боковой доктор не ответил – он исчез. Раз – и испарился.

      Из-под плеча выплыло Зеленое Облако – анестезиолог. Просит сесть и прогнуть поясницу – это такое у него желание с утра. Исполнять? Какое там – поясница ледяная, точнее, поясница улетела, теперь ее не поймать. Облако говорит: «Не опускать плечи. Прижать подбородок к шее. Сидеть прямо. Прогнуть улетевшую поясницу». Я, как червячок, пытаюсь что-то изобразить и еще стесняюсь, ловя улетающее желтое море. Зеленое Облако неожиданно вышел, я расслабляюсь и смотрю в окно – там дымная осенняя Москва, район Соколиной горы, большие серые дома, ожидающие зимы деревья, голые ветки, по которым прыгает моя улетевшая поясница.

      – Так, – Облако вернулось, – повторяет свои задания и к ним прибавляет «наклониться вперед». Я пытаюсь сделать: кручу головой в разные стороны, потом поддаюсь холоду. Просто ужасно, я вижу, как синеют торчащие из моря ноги. А поясница чирикает за окном.

      – Прогни поясницу.

      Глядя, на заоконную поясницу, я что-то прогибаю, раз просят, но что – точно сказать не возможно.

      – Это все? Ты чего? Прогибай поясницу!

      – Я не могу, очень холодно. Ничего не чувствую, можно меня еще накрыть простыней?

      – Не, это нельзя, не положено.

      – А вернуть поясницу с веток?

      – Ну, я не волшебник.

      – Облако.

      – Что?

      – Зеленое.

      Ира кивает: "Похож".

      Облако молчит, прогибает вместо меня поясницу (а окно закрыто), про голову и все остальное я уже не помню, ничего не делаю, смотрю в окно и не понимаю: холодные у него руки или нет? Как такое может быть? Меня что-то клюет в спину.

      – Ну что, больно?

      – Нет.

      – Ну вот, видишь, я же обещал. Ложись. Сейчас почувствуешь тепло, мурашки, пощипывание.

      – Тепло. Ура!

      – О!

      – А мурашек нет. А где же мурашки?

      – Ну, нету, – говорит он весело.

      Мне обидно. Это ведь мои мурашки – а нету: ни мурашек, ни исполнения желаний. Обман.

      И, наконец, вторая половина бывшей меня исчезает, очень тепло и не трясет внизу, а сверху желтое море волнуется на все три счета. На левую руку надевают манжету, которая будет все время измерять давление, и просят ее не бояться, потому что манжета сама по себе сжимает руку. Волшебство.

      – А это что у тебя? – Ира показывает на синяки под грудью, – кардиограмму так сняли?

      – Да. Сегодня утром.

      – Ничего себе!

      Ставит новую капельницу. Вспоминая свою первую кошку, которой делали наркоз перед стерилизацией, я из любопытства, шевелю пальцами ног. Они поддаются, еще секунду, еще-еще – у кошки вздрагивали уши, когда я к ним прикасалась.

      Потом появляется Боковой доктор и поднимает простыню. Я ничего не чувствую, смотрю