Литературоведческий журнал №41 / 2017. Коллектив авторов

народа, считает РХ, – это ответная реакция на безмерные страдания не столько идеализированного интеллигенцией «народа» или «пролетариата», сколько самой интеллигенции. Марксизм учит тому, что люди в своей общественной жизни руководствуются преимущественно классовыми интересами, но, по выражению РХ, «подземный крестовый поход» русской интеллигенции против своего государства, начавшийся задолго до 1917 г. и задолго до отрицания собственности, был прямым отвержением каких-либо собственных интересов: «Что случилось с этими людьми, что они действовали против своих собственных интересов в течение более чем столетия?» (47). В предварительном виде ответ РХ гласит:

      С 1825 по 1880 два поколения интеллигенции страдало за право думать, читать и писать. К 1880 конфликт с правительством стал непримиримым. По этой причине русская Революция была неизбежна уже в 1880. <…> Как поток, разделившийся на рукава, распалась жизнь русского общества. Один рукав тëк по поверхности, другой повернул в новое русло – глубоко под землей (61).

      Вестернизированная интеллигенция должна была неизбежно стать – в лице наиболее идейных и догматичных своих представителей – «орденом людей, отказавшихся от всех нормальных потребностей социальной жизни» (59), поскольку русская интеллигенция – в отличие от западного Университета – не вырастала из общих социальных, религиозных и образовательных потребностей, а напротив, порывала со своею же почвой и обретала сплоченность именно благодаря своей неукорененности, беспочвенности, которая у революционеров имела характер сознательного, выстраданного бунта против своего национального прошлого. Так возник специфически русский тип «нигилиста», воспитанный на западных идеях и авторитетах, лучшей питательной средой которого была эмиграция в центрах европейского либерализма, в Швейцарии, Париже или Лондоне. Этот тип –

      студент, интеллектуал, конспиратор и политик, сплавленные в одно целое, – но прежде всего человек, говорящий «нет» существующему порядку. Эти люди не хотели пропустить свой призыв в мировую историю (51).

      Между образованным слоем и революционными активистами, естественно, были противоречия, но не было принципиального различия в отношении к самодержавию, которое, в большинстве случаев, только репрессиями могло отвечать на необходимость общественных перемен. РХ ссылается на парадоксальный случай из биографии Ленина: сестра его тещи, в течение 30 лет заведовавшая женской гимназией в Новосергиевке, завещала все свои сбережения сестре, а та отдала эти сбережения дочери и ее мужу, которые во время мировой войны оказались в тяжелом материальном положении: «По иронии судьбы вышло так, что старая заведующая гимназией экономила всю жизнь на еде, для того чтобы революционер, ненавидевший все, что она любила, мог вести антивоенную пропаганду за границей» (54).

      3. «Подземное» революционное движение в царской России, по мысли РХ, приобрело исключительное своеобразие и остроту благодаря легальной