Лот праведный. Лабиринт. Рамиз Миртаги оглы Асланов

это невозможно. Первая Подруга принцессы всегда и повсюду сопровождает свою госпожу.

      – И что же мне делать? – воскликнул в растерянности Лот.

      – Отдыхай, – пожал плечами в притворном недоумении лекарь. – Поешь хорошенько. Служанки с подносами, полными блюд со стола госпожи, уже заждались у дверей твоей комнаты. Разве ты не голоден?

      – Ах, ты меня не понимаешь! – отчаялся Лот.

      – Я тебя понимаю, чужеземец, – тонко улыбнулся лекарь. – Ты растерян. Ты не знаешь, что для тебя лучше. Ты боишься совершить ошибку. А все потому, что ты мыслишь и чувствуешь как свободный человек. Но ты несвободен, как и любой из нас в этой стране. Ты – раб. А она – даже не госпожа твоя. Она – дочь божественного Владыки, и сама – богиня. Пойми это – и все для тебя будет просто.

      Сказав это, лекарь кротко кивнул и вышел.

      7

      Тайный обряд в святилище храма Амона давно стал для стареющего фараона утомительной обязанностью. Ему шел уже шестьдесят третий год, и тридцать из них он единолично правил огромной страной, а еще прежде шестнадцать лет состоял соправителем своего отца. Особенно трудно давалась ему утренняя служба, когда приходилось вставать задолго до рассвета, чтобы с первыми лучами солнца ритуал был закончен.

      Его будили в условленный час, омывали, умащивали, одевали в тяжелые блистающие золотом и каменьями одежды, водружали на полосатый клафт-ушерби⁷⁵ громоздкий хепреш,⁷⁶ покрытый голубой эмалью, и вручали скипетр. Прежде он выпивал перед выходом добрую чашу молока с медом, которая его бодрила. Но вот уже несколько лет желудок его отказывался принимать молоко – и приходилось пить подслащенную воду, в которую лекарь подмешивал какой-то порошок. Потом он, в сопровождение жрецов и приближенных слуг, шел в темноте, едва освещенной факелами, к Храму – четыреста двадцать два неспешных шага. Когда-то, когда он был еще совсем молод, он чуть ли не пробегал это ничтожное расстояние в нетерпеливом порыве предстать пред лицом своего небесного отца – так что жрецы едва поспевали за ним. А теперь он даже иной раз в душе досадовал, что Храм построили так далеко от покоев, особенно – когда случалось, что с неба хлестал холодный дождь или из пустыни дул горячий удушающий ветер.

      На пороге Храма они ненадолго останавливались под высоким портиком с колонами из белого песчаника – и один из жрецов читал вполголоса быструю молитву. Потом был мучительный подъем на третий ярус – семьдесят пять высоких ступеней. Наконец они входили в «небесную комнату» – большой зал, где по углам стояли каменные изваяния баранов и гусей,⁷⁷ а стены были выкрашены синей краской, и фараон спешил усесться на широкую лавку. Отдышавшись, он делал знак, и его начинали раздевать, пока он не оказывался лишь в одном коротком нижнем схенти. Вся процедура проходила в полном молчании из уважения к молчанию фараона, первые слова которого должны были быть обращены к Амону – своему божественному предку, могучему покровителю и мудрому наставнику. В словах и не было нужды – каждый из участников ритуала знал, что и когда ему необходимо делать. Как только все было готово, один из

75

Клафт-ушерби – особый вид «немеса» – головного платка с сине-золотыми продольными полосами, который надевали фараоны поверх парика. Этот платок, помимо того, что предохранял от пыли и жара солнца, являлся также одним из атрибутов служения богу Амону.

76

Хепреш – металлический или кожаный шлем небесно-голубого цвета, который фараоны надевали во время исполнения жреческих обязанностей и – реже – во время военных походов.

77

Баран и гусь – священные животные Амона, символы мудрости.