Патрик Мелроуз. Книга 1 (сборник). Эдвард Сент-Обин

Патрик.

      Отец не ответил, а переспросить Патрик побоялся. Отцовская рука давила все сильнее, сминала лицо в складках покрывала. Он почти не мог дышать и не сводил взгляда с карниза и верха открытых окон. Патрик не понимал, в чем именно заключается это странное наказание, но отец, наверное, был очень рассержен, потому что делал ему очень больно. Его окатила волна невыносимой беспомощности. Невероятной несправедливости. Это не отец, это какой-то незнакомец, ведь отец не способен причинить такую боль.

      С карниза, если бы Патрик мог взобраться на карниз, можно было бы увидеть все, что происходит. Сверху, как отец, который сейчас смотрел на все это сверху вниз. На миг Патрику почудилось, что он сидит на карнизе и отрешенно наблюдает, как незнакомый человек наказывает маленького мальчика. Патрик изо всех сил сосредоточился, и ощущение усилилось; он будто бы и впрямь сидел на карнизе, скрестив руки и привалившись к стене.

      Потом он снова очутился внизу, на кровати, совершенно опустошенный и раздавленный непониманием случившегося. Он слышал хриплое дыхание отца и стук изголовья кровати о стену. Из-за штор с зелеными птицами высунулся геккон и неподвижно застыл в углу над распахнутым окном. Патрик рванулся к нему, сжав кулаки и напряженно сосредоточившись, пока его внимание не превратилось в телефонный провод, который соединил их тела. Патрик проник в ящерицу.

      Геккон все понял, потому что сразу же переметнулся на стену у окна. Из окна виднелась терраса и листва девичьего винограда, красная, желтая и зеленая. Зависнув вниз головой, геккон на клейких лапах перебрался сначала под свес крыши, оттуда на старую черепицу, покрытую серыми и оранжевыми лишайниками, затем по сточному желобу взбежал на конек и спустился по противоположному скату, далеко-далеко, где его никто не смог бы найти, потому что никто не знал ни где его искать, ни того, что он спрятался в теле геккона.

      – Не шевелись. – Дэвид встал и оправил желто-белую пижаму.

      Патрик и без того не мог шевельнуться. Вначале он смутно, а потом все четче сознавал всю унизительность своего положения. Он лежал на кровати ничком, с приспущенными до колен штанами, а по низу спины растекалась какая-то влага. Он решил, что истекает кровью. Что отец каким-то образом пронзил его клинком.

      Отец ушел в ванную. Потом вернулся, вытер обрывком туалетной бумаги холодеющую лужицу слизи, что начала стекать между ягодиц Патрика.

      – Вставай, – сказал Дэвид.

      Но Патрик не мог встать. Воспоминания о самостоятельном движении были чужеродными и слишком сложными. Отец нетерпеливо подтянул Патрику штаны и сдернул его с кровати. Патрик оцепенел. Дэвид взял его за плечи, будто поправляя осанку, но Патрику показалось, что отец резко отведет их назад, чтобы лопатки сложились вместе, разломив грудную клетку, а легкие и сердце вывалились из груди наружу.

      Дэвид наклонился к нему:

      – Не смей говорить матери о том, что сегодня произошло. И никому говорить не смей. Иначе будешь примерно наказан. Понятно?

      Патрик кивнул.

      – Ты есть