Культурология. Дайджест №1 / 2013. Ирина Галинская

Мы в адском круге,

      А может, это и не мы 199.

      В русле этих радикальных интуиций возлюбленная Орфея, за которой он отправился в преисподнюю, мыслится одновременно богиней любви и смерти, Афродитой гробовой, как, например, в стихотворении Е. Баратынского «Филида с каждою зимою…».

      В поэме, созданной в одно время с кондратьевским рассказом и посвященной Л. Зиновьевой-Аннибал, Иванов писал:

      Мне смерть в ответ: «Клянусь твоим оболом,

      Что ты мне дашь: не лгут уста мои,

      Яд страстных жал в тебе – мои струи;

      И бог-пчела (Эрос. – А.А.) язвит моим уколом 200.

      В 1909 г. после посещения недавнего захоронения Зиновьевой-Аннибал Иванов сделал знаменательную дневниковую запись: «Погружая руки в землю могильной насыпи, я имел сладостное прикосновение к ее плоти»201. В контексте подобных фактов и чувствований рассказ Кондратьева – вполне органичная для начала века версия орфического мифа, когда тот все чаще начинает казаться древней метафорой сублимации эроса. В венке сонетов М. Волошина «Corona astralis» (1909) история Орфея и Эвридики тоже предстает в ракурсе либидозных отношений: как эрогенное препятствие, стимулирующее любовную страсть:

      Кто, как Орфей, нарушив все преграды,

      Все ж не извел родную тень со дна –

      Тому в любви не радость встреч дана

      .................................................................

      А темные восторги расставанья 202.

      «Соrona astralis» – не первое обращение Волошина к орфическому мифу. Незадолго до венка сонетов он написал стихотворение, которое, как нам кажется, навеяно «Сказкой об Орфее» Анджело Полициано, хотя сам Волошин указывал на другие «источники» своего стихотворения. «Все, что я написал за последние два года (1904–1905. – А.А.), – сообщал он в дневнике, – все было обращением к М.В. (Маргарите Васильевне Сабашниковой. – А.А.) и часто только ее словами»203.

      В одной из редакций стихотворение, посвященное Орфею, носило название «На заре»:

      .........................................

      Весь прозрачный – утром рано,

      В белом пламени тумана

      Он проходит, не помяв

      Влажных стеблей белых трав… 204

      Известный историк итальянской литературы Ф. Де Санктис оставил лаконичный и проницательный комментарий о «Сказке…» Полициано, который полностью применим к стихотворению Волошина. Де Санктис писал: полициановский «Орфей – легкий призрак, колеблемый волнами тонких ароматов, и когда вы подходите к нему слишком близко, он исчезает, как Эвридика. Это мир, серьезность которого определяется его способностью будить фантазию…»205. С этим комментарием, как и со стихотворением «На заре», соотносится убеждение Волошина в том, что некогда мифы были сновидением пробуждающегося человечества и их можно сравнить с предрассветными сумерками, сквозь которые проступает фабула грез206. Они исчезают в лучах дневного солнца, олицетворяя для художественного сознания тень Эвридики

199

Ахматова А. В Зазеркалье. Полночные стихи // Ахматова А. Стихотворения и поэмы. – Л.: Сов. писатель, 1976. – С. 248.

200

Иванов Вяч. Спор // Иванов Вяч. Стихотворения и поэмы. Трагедия: В 2 кн. – Указ. соч. – Кн. 1. – С. 347.

201

Иванов Вяч. Дневники. 29 июня 1909 // Иванов Вяч. Собр. соч. – Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1974. – Т. 2. – С. 779.

202

Волошин М. Стихотворения и поэмы. – СПб.: Наука, 1995. – С. 143–144.

203

Там же. – С. 566.

204

Волошин М. На заре // Волошин М. Стихотворения и поэмы. – С. 399.

205

Де Санктис Ф. История итальянской литературы: В 2 т. – М.: Иностр. лит., 1961. – Т. 1. – С. 445.

206

Волошин М. Театр и сновидение // Волошин М. Лики творчества. – М.: Наука, 1988. – С. 351. Ср. со стихотворением Вяч. Иванова «Дрема Орфея».