Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике. Коллектив авторов

применяемого в социологии коллективного поведения [Smelser, 1965], и «коллективная идентичность», распространенного в социальной психологии. В первом случае рассматриваются действия участников массовых движений, которые можно инструментально оценить, а во втором – образ мыслей или пассивная поддержка, которая может не иметь внешних проявлений и сложно измеряема. Известный из истории ВКПб конфликт Ленина и Мартова по вопросу членства в партии (участвовать или сочувствовать) иллюстрирует практическую значимость сходного различия для политологии6.

      Анализировавший подходы к описанию масс в европейской и в российской научной традиции Г. Чернов отмечает отсутствие в ее исследованиях системного подхода и терминологическую путаницу [Чернов, 2009].

      Наиболее распространенным является подход, неявно отождествляющий массу с толпой7, имеющей весь набор признаков, атрибутированных ей классиками социальной психологии: эмоциональность, иррациональность [Ле Бон, Канетти и др.]. В первой половине прошлого века они констатировали формирование нового типа социума и объяснили, как индустриализация и урбанизация изменили общественные процессы, что привело к формированию «массового человека» и возникновению авторитарных и тоталитарных режимов.

      Суть подобного понимания массы ярко сформулировал Ортега-и-Гассет: «Толпа – понятие количественное и визуальное: множество. Переведем его, не искажая, на язык социологии. И получим “массу”. Общество всегда было подвижным единством меньшинства и массы. Меньшинство – совокупность лиц, выделенных особо; масса – не выделенных ничем. Масса – это средний человек. Таким образом, чисто количественное определение – “многие” – переходит в качественное… Сегодня весь мир становится массой» [Ортега-и-Гассет, 2002, с. 17–18]. Подобное определение массы вполне естественно для свидетелей разворачивания автократических режимов, которые занимаются социальной инженерией, направленной на выведение «человека-винтика», мало отличимого от его соседа в силу сходства их духовного мира и потому легко заменяемого.

      В наши дни отечественные исследователи, в развитие представлений М. Фуко и Ж. Деррида [Фуко, 1996; Деррида, 2004], занимающиеся анализом деятельности власти по формированию дискурса, направленного на управление социальной и политической инициативой, вводят понятие массовизации. Массовизация определяется как возрастание программирующего воздействия различных политических технологий на деятельность политических институтов, участие масс в политических процессах, преимущественно через формирование их стандартов и стереотипов с укреплением определяющей роли эмоциональных компонент: «Массовизация политического участия сопровождается персонификацией политического процесса, эмоциональным отношением к знаковым политическим фигурам. Такое участие ситуативно, изменчиво, определяется сиюминутными требованиями…» [Коробков, 2001, с. 13].

      Б. Дубин противопоставляет политическую массовизацию

6

В наши дни в электоральных исследованиях сохраняется задача не просто оценки уровня поддержки партий, но и структурирования ее сторонников по степени приверженности.

7

Например, известный журналист В. Третьяков пишет о массовой политике как о «масскультовой» политике, в которой «максимальный популизм формы (включая избирательные процедуры) оторвался от максимальной закрытости принятия важнейших решений» [Третьяков, 2013].