Дикий бег Югурты. Виктор Иванович Миронов

ярче выразилось от поднесённой лампы, вглядевшись в лицо старик увидел Лолу. Он вздрогнул и отшатнулся с чувством страдания, затем к лицу её он поднёс лампу. За вспышками пламени возникло лицо той, которую он любил и которую помнил, за живым лицом которой проступала непроглядная чернота. Он вглядывался, пока женщина не возникла перед ним с ещё большей отчётливостью. Она, как будто придвинулась к нему ближе.

      – Лилит! – воскликнули его уста. – Ты вернулась!

      Алорк отвёл взгляд от проявившейся во тьме Лилит и уставился на круглый череп её жизненности. Он будто убеждался в отсутствии в нём жизненной силы, он был охвачен знакомым ему чувством. Это был не страх, а скорее ощущение её рядом живой и ощущение отсутствия её мёртвой в черепе. Лола продолжала лелеять надеждой и не нуждалась ни в чём, кроме плоти своего тела.

      – Ты у меня в крови, – сказал он Лоле, – и это чувство не изживает во мне уже четыре десятка лет.

      То было для древних вполне естественным убеждением. Находя оправдание в каких-то неведомых нам фактах, они полагали, что кровь является некой душой – таинственной силой, способной выявиться в чужой крови, способной проявиться героизмом поверженного героя или чувством погибшей любовницы. Это чувство возникало из вобранной в тело крови-души, выпитой из кровавой горловины отрубленной головы. Такое убеждение являлось одним из догматов древнейшей религии, которую он исповедовал. Религия настойчиво внушала такие убеждения, подобно тому, как они твердили народу о бессмертии человека.

      Погружённый в размышления он вспомнил о той, которая эти мысли вызвала. Лола окончательно сошла к нему, и он мог видеть очертания всего её лица – розовое в свете лампы. На фигуре её пурпурный хитон. Под тонким бисусом грудь. Сосцы неестественно вздулись, живот чуть-чуть выпирал. Руки, в коротких рукавах, по-весеннему белы, согнутая в колене правая нога подгибалась к левой. Вся поза женщины казалась тщательно продуманной, точно знала к чему стремилась. Правда обитала в ней. В её приятной наружности проглядывалось искусность чародейки в блуде. В такой женщине раскрывается сама глубина и полнота природы женщины вообще.

      – Ты знаешь, как преподнести себя.

      Он с интересом глядел на женщину желая убедиться, что он её ждал. Тонкая рука протянулась к нему: он различил ладонь. То, чего он желал видеть, обладало всегда особой притягательной силой, подчас непреодолимой. И должно быть она заметила это, что он – закрыв лицо руками – подглядывал, когда она раздевалась.

      Старик вперил взор в женщину, тянущую из него жизненную силу и то, был дивный сон его любви. Он не в силах был крикнуть.

      «Неужто жизненная сила черепа, – думал он, – вступила в союз с живой головой? Действительно ли передо мной Лили? Да, и в том я убеждён!»

      Никаким усилием воли он не желал заставить себя оторвать взгляд от светловолосой женщины.

      – Из уст твоих исходит не пустословие, – сказал он. – Ладони твои облагорожены.