Победитель не получает ничего. Мужчины без женщин (сборник). Эрнест Хемингуэй

сказала она. – Не могу, и ты это знаешь.

      Он замолчал, и она посмотрела на него и опять протянула ему руку. Бармен стоял у дальнего конца стойки. Лицо у него было белое, и такая же белая была куртка. Он знал этих двоих и считал их красивой парой. Ему много пришлось перевидать, как такие вот молодые, красивые расходились, потом сходились в новые пары и не так уж долго сохраняли свою красоту. Сейчас он думал не о них, он думал о лошади. Через полчаса можно будет послать через дорогу и справиться, не выиграла ли его лошадка.

      – Отпусти меня, почему ты не сжалишься надо мной? – спросила девушка.

      – А что я, по-твоему, собираюсь сделать?

      В кафе вошли двое и остановились у стойки.

      – Слушаю, сэр, – сказал бармен, приняв заказ.

      – И ты не можешь простить меня? Когда все знаешь? – спросила девушка.

      – Нет.

      – По-твоему, все, что между нами было, все, что мы с тобой испытали, не научило нас понимать?

      – Порока мерзостную харю, – с горечью сказал молодой человек, – та-та-та-та когда узришь. Потом что-то там еще и та-та в объятия заключишь. – Всех слов он не помнил. – Я не силен в цитатах.

      – Почему же порок? – сказала она. – Невежливо так говорить.

      – Извращение, – сказал он.

      – Джеймс, – обратился к бармену один из вошедших. – Ты прекрасно выглядишь.

      – Вы сами прекрасно выглядите, – сказал бармен.

      – Старина Джеймс, – сказал другой. – Ты толстеешь, Джеймс.

      – Так меня разносит, – сказал бармен, – страшное дело!

      – Не забудь подлить коньяка, Джеймс, – сказал первый.

      – Что вы, сэр, – сказал бармен. – Можете не сомневаться.

      Двое у стойки посмотрели на тех двоих за столиком, потом опять на бармена. В этом направлении смотреть было спокойнее.

      – Я тебя все-таки прошу не говорить таких слов, – сказала девушка. – Такие слова ни к чему.

      – Как же прикажешь это называть?

      – А никак не надо. Не надо давать этому название.

      – Так это называется.

      – Нет, – сказала она. – Мы слеплены из разных кусочков. Ты это знал. И пользовался этим, сколько хотел.

      – Этого можешь не повторять.

      – Я хочу, чтобы тебе было понятнее.

      – Ну, хорошо, – сказал он. – Хорошо.

      – Говоришь, хорошо, а думаешь, плохо. Да, я знаю. Это плохо. Но я вернусь к тебе. Я же сказала, что вернусь. Вот сейчас вернусь.

      – Нет, не вернешься.

      – Вернусь.

      – Нет, не вернешься. Во всяком случае, не ко мне.

      – Вот увидишь.

      – Да, – сказал он. – В том-то и весь ужас. Очень может быть, что и вернешься.

      – Конечно, вернусь.

      – Тогда уходи.

      – Правда? – Она не поверила ему, но голос у нее был радостный.

      – Уходи. – Он сам не узнал своего голоса. Он смотрел на нее, на извилинку ее губ и на линию скул, на ее глаза и на то, как у нее были откинуты волосы со лба, и на кончик ее уха, и на шею.

      – Нет, правда, можно? Какой ты милый, – сказала она. – Какой ты добрый.

      – А когда вернешься, все мне подробно расскажешь. – Голос у него звучал странно. Он сам не узнал