Двум смертям не бывать. Наталья Шнейдер

Бертовин углядел, откуда летят камни, и воины копья уже выбивали дверь дома. Внутри оказалось пусто, хозяева то ли попрятались в погреб, то ли еще куда делись. Через несколько минут воины приволокли с чердака упирающегося ребенка. Рамон не слишком-то хорошо разбирался в детях, чтобы навскидку определить, сколько лет найденышу. Меньше десяти, наверное. Длинный, не по росту, кафтанчик, слишком широкие, спадающие штаны – забавно одеваются эти язычники, – кургузая шапчонка, все норовящая сползти набок, перемазанное паутиной и пылью личико с запавшими щеками и глаза перепуганного волчонка.

      Бертовин протянул нож, слишком тяжелый для детской руки:

      – Еще и пырнуть пытался, гаденыш.

      Рамон покрутил в руках трофей, разглядывая тонкую резьбу на рукояти слоновой кости. Клинок покрывала причудливая вязь, которая появляется, когда сталь многажды перековывают в несколько слоев. Дорогая вещь, очень дорогая. Украл? Юноша пригляделся к найденышу: кафтанчик из тонкой, хорошо выделанной шерсти, а исподняя рубашка и вовсе шелковая.

      – Кто ты такой?

      Ребенок не ответил, замотал головой.

      – Он же не понимает, – влез Дагобер.

      Рамон выругался. Ну и что прикажете с этим делать?

      – Вояка хренов… – Он сунул нож в седельную сумку. Кто разоружил, того и трофей, но не сейчас же это выяснять? Вечером можно разобраться и выкупить у воина оружие.

      – Надерите задницу, чтоб запомнил, и пусть катится. Еще не хватало с детьми воевать.

      Один из солдат подхватил мальца, потащил к растущему поблизости кусту орешника. Попытался сдернуть штаны – но пленник, до сей поры стоявший смирно и лишь зыркавший исподлобья зелеными глазищами, вцепился в пояс, завизжал, задергался. Слетела шапчонка, упал на булыжники мостовой резной гребень, коса рассыпалась пушистыми каштановыми прядями.

      – Девка? – вслух изумился кто-то.

      Державший солдат, недолго думая, ухватил за низ живота:

      – Точно, девка!

      Встряхнул еще пуще заверещавшую девчонку:

      – Да что ты орешь!

      – Решила, поди, что мы ее снасильничать хотим, – сказал Бертовин.

      Рамон охнул, слетел с коня, бросив щит оруженосцу, выхватил девчонку из рук своего человека. Господи, а что еще она могла подумать, когда вражеский солдат начал раздевать? Девочка все кричала, билась пойманной рыбкой, пыталась даже кусаться – но поди вцепись зубами в кольчужный рукав. Рыцарь вдруг отчетливо понял, как они выглядят в ее глазах – десяток здоровенных, закованных в железо мужчин и он, главный. Злодей без лица.

      Он стряхнул с левой руки кожаную рукавицу, рванул ремешки шлема. Рявкнул на Дагобера:

      – Что стоишь, помогай!

      Оруженосец принял шлем, Рамон прижал к себе бьющуюся девчонку, провел ладонью по волосам.

      – Успокойся. Пожалуйста, успокойся, никто тебя не тронет.

      Она же