Красные озера. Лев Протасов

с другой стороны не замечалось, однако союз вышел крепкий, на обоюдном расчете прочно выстроенный. Выгода женщины тут ясна до боли, нечего и пояснять. Радлов же, дожив до того возраста, когда от одиночества устают, то есть до тридцати с малым лет, спутницу искал по себе – холодную что умом, что по характеру, но вместе с тем хозяйственную и такую, чтоб в приличное общество вывести не стыдно было, ибо коли ведешь денежные дела, время от времени показываться в этом самом обществе надо. Под столь красочное описание в целом селении, пожалуй, одна только Тома и подходила, ибо одни красивы, да темпераментом горячи, другие миловидны, но ничегошеньки по дому не умеют, а те, которые лучше прочих с хозяйством справляются, сплошь обделены приятной внешностью.

      Луку, правда, местные жалели очень – нехорошо с ним обошлись, бесчестно, к ребеночку не родному приучили, словно к своему, а затем оторвали. Уж так он убивался, так горевал, что даже Радлов впоследствии сжалился и разрешил видеться с маленькой Лизой.

      – Все равно, – говорил, – хоть и не родной отец, а Лизка к нему привыкла донельзя, грех разлучать.

      К тому же, получалось довольно удобно, потому как подготовка строительства отнимала до крайности много времени, не до девочки было Петру, Томе с дочкой подмога требовалась.

      Однако странная история – сразу после свадьбы с заводом, как назло, не заладилось. Местные шептались, оттого это, что Луку обидели, Лука ведь хотя чудак, да человек славный (как же не славный, коли всей деревне сапоги чинит и тем живет – не бесплатно, конечно, чинит, но дурно о нем лучше не отзываться, иначе, чего доброго, подошва отвалится или швы разойдутся; в поле сыро, ноги вымочишь да на всю осень сляжешь, урожай пропадет, зимой придется с голоду пухнуть; верно, если от кого зависишь – ему полезнее сочувствовать, чем насмехаться).

      Собственно, котлован под будущий завод вырыли, целая бригада городских рабочих орудовала, технику пригнали как для закладки фундамента, так и для самой разработки месторождения, но потом вдруг по неизвестной причине отозвали разрешение на работы. Котлован стоял пустой, глубокий и рваный, словно земля раскрыла пасть, желая по кусочкам проглотить поселок. В темное время суток был он черный, как сама ночь, днем походил на разрытую могилу со скользкими стенками, солнце каждый вечер пропадало в его недрах.

      Обескураженный Радлов несколько раз ездил в столицу, к властям, но без толку. В отчаянии обратился он к своим новоиспеченным партнерам, давшим часть денег, и те мягко намекнули, что вообще-то работу можно продолжить и с документами все уладить, однако лишь в том случае, если весь капитал завода вместе с радловским вложением будет переписан на них. На все возражения отвечали, что сам Петр Александрович сумеет отбить потери в процессе производства, так как займет должность управляющего, только без доли собственности. В итоге сговорились на том, что Радлов все-таки сохраняет минимальную долю (меньше