Оборотень, или Последняя гастроль Артиста. Сергей Георгиевич Михайлов

первопроходцы, осваивали снежную целину безымянной платформы.

      – Да ладно тебе, – недовольно проворчал парень, дёрнув её за рукав.

      – А как вас зовут? – с любопытством спросила она, заглядывая мне в глаза.

      Меня всегда умиляла человеческая непосредственность, но женская – в особенности.

      – Максим.

      – А по отчеству?

      Я махнул рукой:

      – Да какое там отчество. Я ведь немногим старше вас, так что зовите просто – Максим.

      – А я Лида.

      – Очень приятно.

      – Сергей, – неохотно буркнул парень; было видно, что это короткое слово он выдавил с трудом, из вежливости, по необходимости, лишь затем, чтобы завершить некий обязательный ритуал знакомства, опрометчиво затеянный его очаровательной спутницей.

      – Мой муж, – гордо и с некоторым вызовом произнесла Лида; слово «муж» прозвучало в её устах, я бы сказал, с большой буквы. Она боготворила его, чего, похоже, нельзя было сказать о нём.

      Наконец мы достигли края платформы, скатились по невидимым под снегом ступенькам и, завидев чуть в стороне от железнодорожного полотна группу огней, пошли к ним. Сколько времени мы добирались до них, я уже не помню, но зато хорошо запомнилось ощущение от этого снежного марш-броска и ассоциации, с ним связанные: Клондайк, Доусон, цепочка отважных золотоискателей, неистовый лай собак, пятьдесят градусов ниже нулевой отметки, треск могучих, промёрзших насквозь сосен, вой голодных волков, и впереди – призывные огни северного сияния. Да, всё было почти по Джеку Лондону, только путь нам освещало не северное сияние, а несколько тусклых фонарей вперемешку с десятком таких же тусклых окон.

      Интуиция подсказала нам верное направление: совершенно неожиданно на нашем пути вырос столб с почти полностью занесённой снегом ржавой металлической табличкой, которая указывала, что автобус в дом отдыха «Лесной» отходит отсюда.

      – Ну, наконец-то! – обрадовался я.

      – Осталось совсем немного, – недовольным баском произнёс Сергей, – дождаться этот самый автобус.

      – Дождёмся, – уверенно сказала Лида. – А как здесь хорошо, правда?

      Нужно было быть отчаянным и неизлечимым романтиком, чтобы согласиться с этой чудесной девушкой. Судя по замечанию парня о том, что ничего, мол, здесь хорошего, тьмутаракань и тундра, он таковым не являлся. Что же касается меня, то, хотя я тоже не причислял себя к этой счастливой категории рода человеческого, в данный момент я был настроен весьма романтически, поэтому горячо поддержал девушку, полной грудью вдыхая колючий, щиплющий за нос морозный воздух:

      – Здесь прекрасно, в этом вы правы. Согласитесь, что русская зима – это царство снега, чистого, мягкого, искрящегося таинственным голубым сиянием при свете полной луны. Обилие снега так характерно для нашей зимней природы. К сожалению, это большая редкость в последние годы.

      – Вы, наверное, стихи пишете, Максим? – спросила она с интересом.

      – Увы, не дал Бог таланта, – развёл