Немногие для вечности живут… (сборник). Осип Мандельштам

наушники мои!

      Попомню я воронежские ночки:

      Недопитого голоса Аи

      И в полночь с Красной площади гудочки…

      Ну как метро?.. Молчи, в себе таи…

      Не спрашивай, как набухают почки…

      И вы, часов кремлевские бои, –

      Язык пространства, сжатого до точки…

Апрель 1935

      «Пусти меня, отдай меня, Воронеж…»

      Пусти меня, отдай меня, Воронеж:

      Уронишь ты меня иль проворонишь,

      Ты выронишь меня или вернешь,

      Воронеж – блажь, Воронеж – ворон, нож…

Апрель 1935

      «Я должен жить, хотя я дважды умер…»

      Я должен жить, хотя я дважды умер,

      А город от воды ополоумел:

      Как он хорош, как весел, как скуласт,

      Как на лемех приятен жирный пласт,

      Как степь лежит в апрельском провороте,

      А небо, небо – твой Буонаротти…

Апрель 1935

      «Это какая улица?..»

      Это какая улица?

      Улица Мандельштама.

      Что за фамилия чертова!

      Как ее ни вывертывай,

      Криво звучит, а не прямо.

      Мало в нем было линейного,

      Нрава он не был лилейного,

      И потому эта улица

      Или, верней, эта яма

      Так и зовется по имени

      Этого Мандельштама.

Апрель 1935

      Чернозем

      Переуважена, перечерна, вся в холе,

      Вся в холках маленьких, вся воздух и призор,

      Вся рассыпаючись, вся образуя хор, –

      Комочки влажные моей земли и воли…

      В дни ранней пахоты черна до синевы,

      И безоружная в ней зиждется работа –

      Тысячехолмие распаханной молвы:

      Знать, безокружное в окружности есть что-то.

      И все-таки земля – проруха и обух.

      Не умолить ее, как в ноги ей ни бухай, –

      Гниющей флейтою настраживает слух,

      Кларнетом утренним зазябливает ухо…

      Как на лемех приятен жирный пласт,

      Как степь лежит в апрельском провороте!

      Ну, здравствуй, чернозем: будь мужествен, глазаст…

      Черноречивое молчание в работе.

Апрель 1935

      «Лишив меня морей, разбега и разлета…»

      Лишив меня морей, разбега и разлета

      И дав стопе упор насильственной земли,

      Чего добились вы? Блестящего расчета –

      Губ шевелящихся отнять вы не могли.

Май 1935

      «Да, я лежу в земле, губами шевеля…»

      Да, я лежу в земле, губами шевеля,

      Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:

      На Красной площади всего круглей земля,

      И скат ее твердеет добровольный,

      На Красной площади земля всего круглей,

      И скат ее нечаянно-раздольный,

      Откидываясь вниз – до рисовых полей,

      Покуда на земле последний жив невольник.

Май 1935

      «Как на Каме-реке глазу темно, когда…»

      I

      Как на Каме-реке глазу темно, когда

      На дубовых коленях стоят города.

      В