До встречи на небесах! Небожители подвала. Леонид Сергеев

мы сидели в Нижнем буфете – Зульфикаров, Балашов и я. В череде искромётных сентенций Балашов высказал нечто захватывающее:

      – Если в птицу попадёт стрела, она кричит не от боли, а от радости (имелось в виду – переносится в лучший мир).

      – Гениально! – взорвался Зульфикаров. – Не возражаешь, если это я вставлю в свою поэму?

      – Пожалуйста! – засмеялся Балашов, давая понять, что подобных гениальных мыслей в его голове пруд пруди.

      Будучи безбожником и материалистом, я попытался заземлить своих друзей:

      – А если в ваши задницы влепить по стреле… или по пуле, вы тоже заорёте от радости?

      Поэты посмотрели на меня как на тупицу, начисто лишённого воображения.

      Однажды, ещё в юности, Зульфикаров поехал в Переделкино к Пастернаку: хотел показать мастеру свои высококачественные стихи. Помню, я страшно огорчился, что не могу составить ему компанию (спешил на работу), – в то время я был одним из немногих почитателей невероятного таланта моего друга и каждую встречу с ним рассматривал почти как встречу с Богом. Нельзя сказать, что произведения Зульфикарова (сложнейшей формы – вязкие стихи в прозе) изменили меня, тем более всю мою жизнь, но они вселили определённый настрой: мне захотелось сделать что-нибудь подобное в области живописи, и в этом мой друг всячески меня подогревал – как бы делился своей гениальностью.

      А вот времяпрепровождению Зульфикарова (содержательному, полному чудес) я завидовал по-настоящему, пока не понял, что у него просто редчайший дар – умение расцвечивать обыденность, делать чудеса из пустяков. Но это я понял спустя несколько лет, а в те годы во всём пытался подражать моему другу, брал на вооружение его манеру общения с людьми (с поправкой на свои условия и возможности), только у меня мало что получалось, моя унылая жизнь выглядела жалкой тенью его насыщенной жизни. Помню мой друг говорил:

      – Лёнчик, чтобы пробиться в Москве, нам с тобой надо жениться на москвичках из приличных семей.

      Это он позднее и осуществил. Но я-то мечтал о «тургеневской» женщине.

      Лет в пятьдесят Зульфикаров, узнав, что я так и не встретил «тургеневскую» женщину, провозгласил:

      – Все наши с тобой, Лёнчик, «тургеневские женщины давно стали проститутками.

      Ну, а из Переделкино Зульфикаров вернулся с ликующим видом – классик благословил его на новые подвиги.

      – Вот что значит великий человек, – заявил мой друг. – Он сразу оценил мои вещи! Ведь я пишу не какие-то там ледяные стихи, не конъюнктурные однодневки, а глобальные, эпохальные…

      Спустя несколько летя всё же побывал в Переделкино: выступил в роли телохранителя другого дружка – Юрия Дудина (он решил показать свои стихи ещё одному знаменитому поэту). Мы приехали в посёлок и застали мэтра гуляющим по аллее парка; он шёл неторопливо, хромая, опираясь на палку; его лицо было прямо-таки отмечено печатью талантливости и, если сказать покрасивей, освещалось спокойным, ровным пламенем – благородством. Узнав, что мы к нему, он улыбнулся:

      – Очень