Каменный Пояс. Книга 2. Наследники. Евгений Александрович Федоров

в Горную палату! Дознался я – будет закрепление купчей, да спешат туда бездорожьем башкирцы сорвать мое дело.

      Приказчик стоял переминаясь. Демидов посулил:

      – Ныне кладу тебе великое испытание: домчишь прежде их, заверишь купчую, – будешь главным на Кыштымском заводе.

      – Будет так, как приказал, хозяин! Сейчас скакать?

      – Сию минуту! – властно сказал заводчик, открыл железную укладку, добыл кожаный кошель и бросил приказчику: – На, бери, да торопись!

      Демидовский слуга вихрем выбежал из хором, ворвался в конюшню и оседлал лохматого башкирского коня.

      – Пошли-понесли! – весело закричал Селезень и огрел плетью скакуна.

      За околицей бесилась метель, меркнул зимний день. Над заснеженным ельником показался тусклый серпик месяца. Бывалому конокраду метель не метель, ночь не страшна! Одна думка овладела им и погоняла: опередить башкирцев…

      И леса позади, и волчий вой стих, а метель, как укрощенный пес, легла покорно у ног и лижет пятки. Домчался с доверенностью хозяина Селезень в Екатеринбург, в Горную палату.

      – Верши наше дело, батюшка! – поклонился он горному начальнику.

      – Что так не терпится твоему владыке? – лукаво улыбнулся чиновник и, встретясь глазами с пристальным взглядом приказчика, понял – будет нажива.

      Сдерживая волнение, Селезень тихо подсунул под бумаги кошель и учтиво поведал:

      – Их благородие Никита Акинфиевич отбывают в Санкт-Петербург, а мне наказано по зимнему пути лес рубить да камень для стройки припасти.

      – Уважительно, – кивнул чиновник и склонился над бумагами.

      Селезень вышел в переднюю и сунул в руку служивого солдата гривну.

      – Стань тут у двери, коли башкирцы припрут – не пущай! – попросил он.

      Меж тем перо чиновника бегло порхало по бумаге. Купчая уже дописывалась, когда до чутких ушей приказчика долетело тихое покашливание, робкое пререкание.

      «Доперли, чумазые! Солдата уламывают», – с тревогой подумал Селезень и устремился к горному начальнику:

      – Ваша милость, торопись, хошь с огрехами, зачернить бумагу да печать приставь!

      Он весь дрожал от нетерпения, юлил у стола, вертел головой, стремясь хоть этим подзадорить и без того быструю руку чиновника. Между тем шум в передней усилился. Башкиры, выйдя из терпения, оттащили сторожа и приотворили дверь. Бойкий ходок просунул в нее руку с бумагой, закричал:

      – Бачка! Бачка, мы тут…

      – Ох, идол! – рассвирепел солдат, собрал свои силы и всем телом налег на дверь, прекрепко прижав руку с жалобой. – Ну куда ты прешь, ордынская твоя рожа? Ну чего тебе требуется тут? Уйди!

      В эту минуту чиновник размахнулся и сделал жирный росчерк. Без передышки он взял печать и приставил к написанной бумаге.

      – Ну, сударь, – торжественно провозгласил он, – можно поздравить Никиту Акинфиевича Демидова – купчая завершена!

      – Ух! – шумно выдохнул Селезень и присел на стульчик. – Сразу камень с души свалился. Спасли вы меня, ваша милость.

      Тут