Каменный Пояс. Книга 2. Наследники. Евгений Александрович Федоров

другого завода! – решительно сказал Демидов и повел рукой. – Вот оно где, мое новое царство!

      – Но под горой сельцо, хозяин, и хлебопашцы там, – заикнулся было приказчик.

      – Это добро! – отозвался Демидов. – На первой поре работные людишки будут. Какие это землепашцы? Кто им дозволил тут землю поганить? То самовольщики, беглые с Руси. Погоди, вот мы их приберем к рукам!..

      Косые лучи заходящего солнца ложились на долины и леса. В предвечерней тишине внезапно вздрогнул густой упругий воздух – торжественный благовест огласил крохотные нивы и застывшие леса, понесся над зеркалом вод. Демидов встрепенулся, прислушался.

      – Никак и храм Божий устроили, ишь ты! – удивился он. – Стало быть, и попик тут есть! То добро, легче с мужиками будет сговориться, да и церковь не надо ставить. Тронулись, Иван!

      Они спустились с горы, добрались до сельца. Старая бабка вынесла им из хибары берестяной корец с квасом да горбушку хлеба.

      – Ешьте, родные, – предложила она им. – Откуда путь держите, православные?

      Демидов промолчал, уминая горбушку.

      – Ты, баушка, скажи, как звать-то тебя? – спросил приказчик.

      – Звать-то Оленой, милок! – словоохотливо отозвалась старушка. – Восьмой десяток пошел, кормилец. Не работница ныне стала…

      – А где людишки? – прожевывая кусок, спросил Демидов.

      – В храме Божьем, милок. Ноне день субботний.

      – Пахоты чьи? – деловито допытывался Демидов.

      – Божьи, батюшка, – поклонилась бабка. – Наезжают башкирцы, мужики одаривают их кой-когда, вот и все тут! И какие это пашни – скудость одна. К пресвятому Покрову в закромах – ни зернышка…

      – Ладно, спасибо на том, баушка, – поклонился Селезень.

      Бабка покосилась на его черную бородищу, укрыла ладошкой незлобивую улыбку.

      – Из цыган, должно быть? – спросила она. – Не сердись, сынок, и цыгане народ добрый.

      Демидов встал с завалинки, потянулся.

      – Где поповское жило? – спросил он старуху.

      – Вон крайний двор!

      Держа на поводу коней, Демидов и Селезень побрели к дому священника. Там у плетня они привязали их и зашли в дом. В опрятной горнице пахло вымытым полом, свежими травами, набросанными на широкую скамыо.

      – Эй, кто тут есть? – закричал Демидов. На его зов никто не откликнулся.

      – Должно быть, все на моленье ушли, – разглядывая избу, сказал Селезень. – Скромненько попик проживает. Ох, как скромненько! – вздохнул он. Никита улегся на скамью. Приятная усталость сковала члены, ароматом дышали травы; за тусклым оконцем, как красный уголек, погасала вечерняя заря. Демидовым незаметно овладел сон. Селезень распахнул настежь дверь и уселся на порог. Как сыч, неподвижно, неслышно оберегал хозяина…

      Заводчик проснулся, когда в избе загудел голос священника. Не выдавая своего пробуждения, он полуоткрыл глаза и незаметно наблюдал за ним. Иерей был высок, жилист, молод лицом и статен. В длинной холщовой рясе, которая болталась на нем, как на колу, он походил на жилистого костистого