Каменный Пояс. Книга 2. Наследники. Евгений Александрович Федоров

Аликин-камень, за ним в пропасть низвергался падун-ручей. Здесь дорога круто сворачивала влево. Но черные демоны-кони ничего не хотели знать – неслись к бездне…

      – Пан, пан, мы пропали! – по-детски плаксиво закричала Юлька. – Ратуйте, люди добрые!..

      Румянец сошел с ее лица, полячка побледнела; беспомощно и жалко дрожала коричневая родинка на вздернутой пухлой губе. Демидов схватил ее за руки и, заглядывая в до смерти перепуганное лицо, спросил насмешливо:

      – Ага, умирать-то страшно?

      Она вырвала руку и стала креститься всей ладошкой:

      – Иезус-Мария… Оборони, Боже…

      Аликин-камень грозно вставал на пути все выше и выше.

      «Или о скалы разнесет башку, или вниз сверзнет?» – хладнокровно прикидывал Демидов.

      Он крепко ухватился за ремни, чтобы не выпасть, и тянул Юльку к себе.

      – Ну, замолчи!.. Ну, замолчи, дура!..

      – Стой!.. Стой!.. – исступленно закричал Перстень и, оборотясь к Демидову, предупредил: – Держись, хозяин!..

      Неумолимо близилась бездна; с каждым мгновением нарастал необузданный рев горного потока. Секунда, другая – и гибель…

      Все замерли. Казалось, кровь остановила бег.

      Но что это?

      Из кустов на дорогу выбежал высокий проворный человек. Он неустрашимо кинулся навстречу взбешенным коням.

      «Пропал человек!» – безнадежно подумал Никита и закрыл глаза.

      Но чернобородый лохматый молодец на бегу схватил за гриву коренника и повис на удилах…

      И как ни отряхивался головой Игрень-конь, не сбросил дерзкого и неумолимого удальца.

      Пробежав еще десяток шагов, Игрень вдруг одумался, умерил бег и стал стихать. За ним одумались пристяжные. Черномазый бродяга что-то выкрикивал, ворчал. И они, чувствуя властную силу, присмирели.

      Вороные сдержались на краю бездны.

      Демидов с изумлением и восторгом смотрел на цыганистого жилистого молодца, стоявшего на дороге. Черная волнистая борода буйной порослью охватила все его лицо; она взвихрилась, и в синеватой черни ее весело сверкали белые зубы.

      – С тебя доводится, барин! – простодушно сказал он заводчику и придвинулся к коляске.

      Всплеснув руками, Юлька с криком бросилась к нему на грудь и, внезапно охватив шею, крепко поцеловала бродягу в губы.

      – Ух, ты! Вкусно-то как! – прокряхтел он и огладил бороду.

      – Отколь ты, леший, брался? – ревниво накинулся на него Митька Перстень.

      – Где был, там нет, где ходил, там след! – насмешливо отозвался цыган.

      – Кто ты? – спросил Демидов, заглядывая в его бесстыжие глаза.

      – Беглый! – нисколько не смущаясь, нагло ответил бродяга.

      – Откуда сбег? – дивясь наглому признанию, спросил Никита.

      – С Алтая сбег. Бергал[2] я! – расправил широкую грудь черноглазый.

      – Так ты и с горным делом знаком? – удивленно спросил Демидов. – Как звать?

      – Ванька Селезень. Заводское дело ведомо мне, да с хозяевами не поладил. Вольных хлебов ищу! – отозвался

2

На Алтае в те времена рудокопов называли бергалами.