Времена огня и погибели. Анатолий Бочаров

мным и смутным. Сразу после Крещения моровая язва, явившаяся из-за южного моря, прошла по Острову, унеся многие тысячи жизней. В Винчестере и Гластонбери, в Корнуолле и на севере, в земле пиктов – всюду горели погребальные костры. При дворе короля Пендрагона в Камелоте оказался спущен его флаг, с алым змеем. Церкви не успевали отпевать умерших, и могильщикам предстояло немало работы.

      Едва прошла эпидемия – началась смута. Опять восстали при оружии саксы, что были разгромлены пятнадцать лет назад при горе Бадон – и пошли войной на пределы Логрии, предавая огню поселения гаэлов и римлян. Народ надеялся, что король призовет своих рыцарей, как делал это не раз прежде, дабы изгнать неприятеля. Но между рыцарями и монархом случился разлад.

      Первый из пэров Круглого стола, сэр Ланселот из Бенвика, прозванный Озерным, предался грешной связи с супругой короля, королевой Джиневрой. Храбреца, прежде честно служившего Альбиону, обвинили в измене. Сэр Гавейн, герцог Оркнея, требовал его головы. Государь стремился примирить вассалов – но опозоренный и ославленный рогоносцем сам, не имел уже уважения среди подданных.

      Благородные лорды сошлись в битве, когда принадлежавший сэру Ланселоту замок Бенвик оказался осажден войском сэра Гавейна. Король явился с малой свитой, горяча коней, и надеялся вразумить подданных – но он опоздал. Оба рыцаря, бывшие прежде боевыми товарищами и почти друзьями, сошлись в поединке – преломили сперва копья, а после взялись за мечи. Долго длился тот бой, и наконец сэр Гавейн пал бездыханным. Ланселот победил – но мало было чести в той победе.

      Понимая, что предал сюзерена и погубил соратника, выступавшего за доброе имя королевского дома, опозоренный рыцарь, в окружении врагов и друзей, преломил свой меч – и обернулся лицом к государю, Артуру, сыну Утера, что звался Пендрагоном.

      – Мой повелитель и друг, – сказал сэр Ланселот, и свидетели клялись потом, он с трудом сдерживал слезы, – я не стану больше отрицать преступлений, в совершении которых меня упрекали. Я обманул ваше доверие и запятнал ваше доброе имя. Хотите срубить мою дурную голову с плеч – поскорее сделайте это.

      Рыцарь шагнул вперед, отбросив в сторону рукоять с обломком клинка, и встал перед королем на колени. Решительный и непреклонный, непоколебимый в битве, ни перед кем не отводивший глаз – сейчас герой Альбиона казался таким же сломленным, как был сломан его меч. Ланселот опустил голову.

      С минуту его сюзерен стоял молча. Артур Пендрагон явился сюда, желая убедить рыцарей не сражаться друг с другом – но один уже лежал на земле бездыханный, и гнев, овладевший владыкой Камелота, оказался силен. Он смотрел на вассала – и вспоминал, как тот клялся ему в верности и вместе с ним ездил на битву, а затем, предательски и подло, овладел женой Артура на их общем супружеском ложе. Вспоминал Артур и насмешливые шепотки придворных, что достигали в последние недели его слуха. Он думал о похабных песнях, что уже распевают, небось, на площадях ваганты.

      Ярость кипела, ища выхода. Один взмах меча – и предатель падет, а вместе с тем очистится изгаженная королевская честь.

      Пальцы короля сомкнулись на рукояти Экскалибура, клинка, подаренного ему чародейкой. Артур до середины выдвинул меч из ножен, и солнце осветило древние письмена, отчеканенные на лезвии – слова на языке, что был старше латыни и эллинского, и наречий гаэлов. Стояли, затаив дыхание, подданные – а затем государь спрятал меч обратно.

      – Живи как хочешь, – сказал он сухо. – Если ты подохнешь, то не от моей руки. Эй, вы! – возвысил Артур голос. – Сим дарую этому человеку мое королевское прощение. Кто тронет его впредь, окажется виновен перед законом. Бедивер, – распорядился он дворецкому, – устройте Гавейну достойные похороны.

      Король ушел, взмахнув алым плащом, и за ним ушла вся его свита. А рыцарь, лишенный чести, еще долго сидел, преклонив колени на сырой земле, и лицо его оставалось печальным и серым. Ланселот вспоминал былые годы – турниры и ратные подвиги, отвагу и доблесть. Рыцарь вспоминал сына, который отправился искать Грааль и сгинул бесследно. Вспоминал прекрасную даму, ради чьих сиреневых глаз он сжег дотла ее жизнь и свою собственную заодно.

      Наконец Ланселот вздохнул и вернулся в замок. Он бродил по покоям молчаливой тенью, и слуги избегали попадаться на глаза господину. Ланселот Озерный прожил еще много лет – но счастливых среди них не нашлось. Он умер, замаливая грехи и надеясь, что однажды окажется за них прощен. Впрочем, люди запомнили его как героя. Кретьен де Труа написал о нем роман, Томас Мэлори и Теренс Уайт не судили его строго.

      Государь же, предав земле Гавейна, устроил по оркнейскому герцогу пышную тризну. Всю долгую весеннюю ночь, до рассвета, сидел Артур Пендрагон в походном шатре и пил неразбавленное вино, в окружении оставшихся с ним товарищей – сэра Кея, с которым он некогда вырос и которого любил как брата, несмотря на его колючий язык; а также сэра Борса и сэра Бедивера, верных своих друзей. Король молчал и смотрел в кубок с вином.

      – Дурное решение, мой государь, – не сдержался наконец сэр Кей. – Вернулись бы вы – да разобрались с изменником.