АПОКАЛИПТО ГЭ. Вольдемар Собакин

отыскать хотя бы в зеркале ускользающие зацепки собственного уважения. С каждым днём очертания неудачника всё явственнее проступают в отражении, а некогда игривые огоньки жизненного задора отдают миру последнее тепло дотлевающей чернотой зрачков. Во дворе, глядя на мельтешащих в промозглости небесных испражнений дворников и строителей таджиков, ты ещё находишь шаткую опору эфемерного ощущения статусности, но просигналивший в спину лексус, заставляет молча отступить в сторону, пропуская навстречу к полноте жизни более успешного и уверенного в себе собрата. Меня спасает то, что я давно забил на свои хотелки, успешно предавшись вначале самоубеждениям, переросшим со временем в некую форму социального анабиоза. Инерционно поддерживая внешне вид нормального здорового члена общества, внутри меня ожидал своей участи уставший от бремени существования человек. Быть может, это и есть мудрость, но в моём случае это скорее всего просто старость, сменившая бездарно просранную молодость. И если верить словам, доносящимся из далёкой юности голосом дяди Гены – старость к мужчине приходит когда желание близости с женщиной не может пересилить нежелания что-либо ради этого делать. Как раз именно в таком состоянии я и пребывал последние несколько лет. Свыкся, чего уж там, да и Ева не имела поводов волноваться насчёт измены с моей стороны.

      Глава 8

      Шеф молча пил кофе, заставляя меня ждать. Ощущения подсказывали – рационализаторство принесло ожидаемый отклик, он заинтересован и сейчас, пожалуй, самое время попытаться поставить изменчивую Фортуну в чуть более удобную мне позу.

      Едва я открыл для этого рот, как что-то в районе живота заскулило квинтетом голодных енотов, в горле образовался ком и, почувствовав внутреннюю неудержимость, готовую вырваться из меня в любую секунду, я вскочил и выбежал из кабинета. Благо туалет был метрах в двадцати по коридору.

      Вывалив содержимое нутра в гостеприимный фаянсовый портал, я облегчённо склонился над раковиной, окатывая покрывшееся испариной лицо прохладной водой. Было очень легко, я бы даже сказал – подозрительно легко. Как буд-то моё тело избавилось от килограммов двадцати внутреннего мха последних десятилетий. Разум пребывал в сладостной гармонии, лишённый малейших проявлений беспокойства, как в замедленном кино жонглируя плавно перетекающими друг в друга мыслями. Мысли роились вокруг светлого грядущего, уже притаившегося за ближайшим поворотом.

      Подняв глаза на висящее над раковиной зеркало, я невольно сделал шаг назад. Увиденное не столько испугало, сколько бросило в состояние недоумения, ибо тому, что я увидел, во всяком случае у меня, объяснения не находилось. В зеркале был я, обычный, привычно отвратительный сам себе, но с чем-то наподобие нимба над головой. Полупрозрачный он, слегка переливаясь, пульсировал в такт моему сердцу. Нимб был нечётким и размытым, но он был! Верхняя его часть искрилась белым цветом,