Навстречу Христу. Сборник статей. протоиерей Александр Мень

похвалиться,

      то я составлял с ним чету,

      не бесчестную для Эллады.

      У нас было все общее,

      и одна душа в обоих связывала то,

      что разделяли тела.

      А что преимущественно нас соединяло,

      так это Бог и стремление к совершенству[4].

      Как и следовало ожидать, друзья скоро разочаровались в Афинах. Студенты вели здесь праздный и беспорядочный образ жизни, больше посещая зрелища, нежели академию. Среди них было много язычников, и общее увлечение античностью накладывало сугубо языческий отпечаток на дух города и школы. Среди студентов был и Юлиан, которому суждено было вскоре стать императором и который известен в истории неудачной попыткой возродить языческую религию. За год до его воцарения (361) друзья покинули Афины.

      Второй их школой явилась пустыня. Среди суровых Понтийских скал, над пропастью, в которую с угрюмым ревом низвергался водопад, приютилась хижина, которую соорудил св. Василий. Св. Григорий вскоре прибыл туда. До конца своих дней он считал это время лучшим в жизни. Много трудностей и непривычных тягот пришлось испытать молодым подвижникам, не приспособленным к подобному образу жизни. Но горячая любовь к Богу и юношеский энтузиазм преодолели все препятствия.

      Через два года будущие великие отцы вынуждены были расстаться. Св. Григорий вернулся в свой родной город, где был рукоположен в пресвитера. Свою первую проповедь св. Григорий произнес в самый разгар правления императора Юлиана. Св. Григорий выпустил два памфлета против его пагубной политики. Юлиан запрещал в христианских школах преподавание светских наук. «Тогда отдай алфавит финикийцам, а математику египтянам», – писал св. Григорий. Это было провозглашение единства мировой культуры на христианской основе.

      Много трудностей ожидало св. Григория, много заманчивого обещала деятельность на церковном поприще. Св. Василий стал активным борцом в Кесарии и своим примером как бы звал друга идти за собой. Но св. Григорию была неизмеримо ближе тишина гор и безмолвная молитва.

      Желал бы я стать или легкокрылым голубем,

      или ласточкой,

      чтобы бежать от человеческой жизни,

      или поселиться в какой-нибудь пустыне,

      и жить в одном убежище со зверями,

      потому что они вернее людей.

      Там желал бы я провести свою

      однодневную жизнь

      без слез, без страха наказаний, без забот;

      иметь одно преимущество перед зверями —

      ум, который ведает Божество

      и невещественен.[5]

      Жизнь начинает рисоваться св. Григорию с ее самых мрачных сторон. Во многих его стихах звучит мелодия, навеянная гераклитовским «все течет».

      Какое преимущество между сгнившими?

      Тот же прах, те же кости —

      и герой Атрид и нищий Ир,

      царь Константин и мой служитель,

      и кто злострадал и кто благоденствовал,

      у всех нет ничего, кроме гробов[6].

      Настроение, родственное настроению Экклезиаста, было не бесполезно для св. Григория. Оно окончательно решило его судьбу.

4

Там же. С. 355.

5

Там же. С. 77.

6

Там же. С. 47.