Двенадцать. Джастин Кронин

снаружи? – спросила Эйприл, уже стоя рядом с ним.

      – Пока что тихо. Как у Тима дела?

      – Вырубился, будто выключили. Он крепче, чем кажется. И крепче меня, кстати.

      Это признание удивило Китриджа.

      – Сомневаюсь.

      Эйприл нахмурилась.

      – А зря. Если по правде, я так перепугана, что уже вообще ничего не чувствую.

      Вдоль окон по всей длине кабинета шел широкий подоконник, и Эйприл забралась на него, прижимаясь спиной к оконной раме и подтянув колени к груди. Китридж сделал то же самое. Они сидели лицом к лицу. Между ними воцарилось молчание, выжидательное, но не неловкое. Она еще юная, но Китридж чувствовал в ней внутренний стержень. Такая штука, которая в тебе либо есть, либо нет.

      – У тебя есть приятель?

      – Это допрос?

      Китридж рассмеялся и покраснел.

      – Просто для поддержания разговора, наверное. Ты себя так со всеми ведешь?

      – Только с теми, кто мне нравится.

      Шли секунды.

      – А почему тебя назвали Эйприл? Из-за дня рождения?

      Это все, что пришло ему в голову.

      Эйприл мотнула головой.

      – Нет, это из «Бесплодной земли».

      Китридж не сказал ничего, и она удивленно приподняла брови.

      – Поэма. Т. С. Эллиот.

      Китридж знал имя, но ничего более.

      – Слышал, но ничего не могу сказать. И как так случилось?

      Она медленно отвела взгляд в сторону. Когда она заговорила, в ее голосе было какое-то сильное чувство, такое, что Китридж и названия ему не мог подобрать.

      Апрель – жесточайший месяц, гонит

      Фиалки из мертвой земли, тянет

      Память к желанью, женит

      Дряблые корни с весенним дождем.

      Зима нас греет, хоронит

      Землю под снегом забвенья – не вянет

      Жизнь в сморщенном клубне.

      Лето ворвалось внезапно – буянит

      Над Штарнбергер-Зее

      Ливнем; мы постояли на колоннаде,

      Прогулялись по солнцу до кафе,

      Выпили кофе, поболтали часок.

      Bin gar keine Russian, stamm’ aus Litauen, echt deutsch[5].

      Мы были детьми, когда гостили у кузена,

      Эрцгерцога – он взял меня кататься на санках.

      Я так боялась! Он сказал: Мари,

      Мари, держись! И мы покатились… У-ух!

      Ах горы! Такая свобода внутри!

      По ночам я читаю, зимой отправляюсь на юг.

      – Вау, – сказал Китридж. – Вот это да.

      Эйприл пожала плечами.

      – Вот оттуда оно. Автор был депрессивным типом в общем-то.

      Она дергала за нитку на драной коленке джинсов.

      – Это моей матери в голову идея пришла. До того как встретиться с моим отчимом, она была профессором языка и литературы. А потом мы стали богатыми, и все такое типа того.

      – Твои родители развелись?

      – Мой отец умер, когда мне было шесть.

      – Извини, мне не стоило…

      – Ладно. Он тоже был не из тех, кого чудесными людьми называют. Последствия

5

А я и не русская, родилась в Литве, чистокровная немка (нем.).