Путилин и Петербургский Джек-потрошитель. Роман Добрый

да свару поднимаете? – говорили с укоризной некоторые богомольцы, проходя притвором церкви.

      – Эх, вижу, братцы, народ вы больно уж алчный!.. – начал Путилин, вынимая горсть медяков и несколько серебряных монет. – Без откупа, видно, к вам не влезешь. Что с вами делать? Нате, держите!

      Картина вмиг изменилась.

      – Давно бы так… – проворчала старая мегера.

      – А кому деньги-то отдать? – спросил Путилин.

      – Горбуну Евсеичу! Он у нас старшой. Он староста.

      Безобразная лапа чудовища-горбуна уже протянулась к Путилину.

      Улыбка бесконечной алчности зазмеилась на его страшном лице.

      – За себя и за товарища? Только помните: две недели третью часть выручки нам – на дележ. А то все равно – сживем!..

      Ранняя обедня подходила к концу.

      Путилин с неподражаемой ловкостью завязывал разговор с нищими и лишенками о вчерашнем трагическом случае перед папертью Спаса.

      – Как вы, почтенный, насчет сего думаете? – с глупым лицом обращался он несколько раз к горбуну.

      – Отстань, обормот!.. Надоел! – злобно сверкал тот глазом-щелкой.

      – У-у, богатый черт, полагать надо! – тихо шептал Путилин на ухо соседу-нищему.

      – Да нас с тобой, брат, купит тысячу раз и перекупит! – ухмылялся тот. – А только бабник, да и здорово заливает!..

      По окончании обедни оделенная копейками, грошами и пятаками нищая братия стала расходиться.

      – Мы пойдем за горбуном… – еле слышно бросил мне мой знаменитый друг.

      Горбун шел скоро, волоча по земле искривленную, уродливую ногу.

      Стараясь быть незамеченными, мы шли, не выпуская его ни на секунду из виду.

      Раз он свернул налево, потом направо, и вскоре мы очутились перед знаменитой Вяземской лаврой.

      Горбун юркнул в ворота этой страшной клоаки, чудеса которой приводили в содрогание людей с самыми крепкими нервами.

      Это был расцвет славы Вяземки – притона всей столичной сволочи, обрушивающейся на петербургских обывателей.

      Отъявленные воры, пьяницы-золоторотцы, проститутки – все свили здесь прочное гнездо, разрушить которое было не так-то легко.

      Подобно московскому Ржанову дому Хитрова рынка здесь находились и ночлежки – общежития для сего почтенного общества негодяев и мегер, и отдельные комнатки-конуры, сдаваемые за дешевую цену «аристократам» столичного сброда.

      Притаившись за грудой пустых бочек, мы увидели, как страшный горбун, быстро и цепко поднявшись по обледенелой лестнице, заваленной человеческими экскрементами, вошел на черную «галдарейку» грязного, ветхого надворного флигеля и скрылся, отперев огромный замок за дверью какого-то логовища.

      – Ну, теперь мы можем ехать! – задумчиво произнес Путилин, не сводя глаз с таинственной двери, скрывшей чудовище-горбуна.

      – Ты что-нибудь наметил? – спросил я его.

      – Темно… темно… – как и вчера ночью, ответил он.

Мать жертвы

      В сыскном Путилина ожидал сюрприз.

      Лишь только мы вошли, предварительно переодевшись, в кабинет, как дверь