Статуэтка. Сокровища чжурчжэней. Михаил Соболев

не отобрали.

      – И вы никому не показывайте, чтобы никто не отобрал, – говорит мальчик без улыбки, прячет купюру в карман куртки.

      Закрываю окно, выключаю аварийку, трогаюсь. Проезжаю мост, останавливаюсь, смотрю на игрушку. Красивый резной дом тщательно отшлифован и обработан с любовью и лаской. Хочу еще раз взглянуть на мальчонку, но ни на дороге, ни на мосту его нет.

      Во Владивостоке домик исчез. Как – не знаю. Кому-то показываю из знакомых – точно помню, а вот где теряю – нет воспоминаний.

      – Это я тогда была на мосту, – тихо говорит Шаманка. Вздрагиваю.

      – Но там же мальчик, – возражаю слабо. Игрушечный дом – точная копия дома шаманов. Пазл в голове складывается.

      – Я специально так оделась, для безопасности. Мёд и настойки продала давно, но дед велел еще и домик продать. Сказал продать только мужчине молодому. Никто не берёт. Продавцы гнать стали, тут ты и появляешься. Я тебя как увидела – сразу поняла, что купишь. Даже слова песни помню, что в машине играла.

      Поёт, подражая Кате Лель: «Я люблю тебя за то, что ты есть, за то, что ты здесь и просто рядом…» Прерывается, продолжает рассказ:

      – Ты слова заветные сказал, что хочешь, чтобы там твои детки жили. Рука у тебя теплая, добрая. Лицо чистое, без злости. Я обрадовалась и бегом в лес. Бегу, смеюсь, песни пою, хохочу, как ненормальная, траве и деревьям улыбаюсь, спасибо говорю. Разные картинки из будущего представляю. Как ты меня на руках носишь, как целуешь. Как радуешься, что у нас с тобой детки родились. Иду, кричу слова любви. Ведь никого кругом нет. Забыла совсем, что со словами аккуратнее надо. Я же Шаманка. Словами оживить могу и умертвить. Дед долго ругал и выговаривал, а я не понимаю, почему сердитый такой. Я же все сделала, как велел. Подумаешь, что может нафантазировать семнадцатилетняя девушка? Потом только поняла, что встреча наша неслучайная. За год сильно изменилась. Дед говорит, совсем взрослая стала. Грудь выросла, да и ягодицы стали больше. На мосту сиськи замотала плотно шарфом, чтобы не выделялись, а сейчас заматывай-не заматывай – не спрячешь уже.

      – Мда, – бормочу. Откровенность обескураживает.

* * *

      – С той поры постоянно думаю о тебе и рядом хочу быть, да дед не пускает, – продолжает рассказ Аня, примостившись головой на моих коленках. – А ты живёшь, не вспоминая обо мне.

      – Ну извини, что не увидел девушку в одежде пацана, – бурчу.

      – Потом изменилась наша с тобой связь.

      – Какая связь? О чем ты? Не было между нами ничего, – перебиваю.

      – Ты послушай, не перебивай, – мягко улыбается. – Связь духовная. Как ниточка белая. Я по ниточке к тебе стучалась и вибрацию считывала. В общем, чувствовала тебя. Как радовался, как огорчался, как водку пил. Не часто, но пил.

      – И как ты это чувствовала?

      – Ниточка темнела. А однажды стала красной.

      – И что это значит? – удивляюсь, услышав злость в девичьем голосе.

      – Когда энергию забирают и себе подчиняют, – словно нехотя отвечает.

      – И что это?

      – Скажу, будешь ругаться, – жалуется.

      – Не