мог лишь человек посвященный. Обычная почта, до того как попасть в руки президенту, проходила тщательный контроль службы безопасности, а затем его пресс-службы. Этот порядок не касался лишь одного специального, конфиденциального канала связи. Им могли пользоваться только главы нескольких государств, важных союзников Штатов, а также еще некоторое количество отправителей, список которых президент утверждал лично сразу после вступления в должность. Посылка, пришедшая по этому каналу, была из Рима – на обратном адресе значилась площадь Пьяцца дель Джезу, – подписанная человеком, имя которого было знакомо Рузвельту очень давно, хотя лично они никогда не встречались. Это был великий магистр итальянской ложи масонов: сам Рузвельт принял посвящение в ложу еще в юности, хотя принадлежал он, в силу происхождения его давних предков, к не самой могущественной голландской ветви. Связи в масонском мире Америки когда-то очень сильно помогли энергичному политику вырасти из мелкого чиновника до губернатора штата Нью-Йорк. Правда, в последнее время Рузвельт не имел с ложей никаких дел и надеялся, что теперь у него достаточно власти, чтобы обходиться без ее указок. Открыть посылку президент попросил свою супругу Элеонор, бывшую его самым доверенным лицом во всех делах. Они ожидали увидеть в ней письмо, но внутри лежали лишь три предмета: однодолларовая купюра с обведенной красным карандашом пирамидой с «всевидящим оком», старинный деревянный циркуль и небольшой железный серп. Слов не требовалось: даже Элеонор поняла суть старинных масонских знаков. Циркуль был символом единого мирового порядка, который олицетворяли масоны, серп – знак нависшей над человеком острой, смертельной угрозы, в данном случае – последнего предупреждения. Всевидящее око означало неотвратимость наказания, долларовая купюра подчеркивала связь с финансовыми интересами всемирной ложи. Более ясным это «письмо» и быть не могло.
– Фрэнк, мы ничего не можем сделать, нас никто не защитит. – Голос Элеонор был тихим, но уверенным. – Сделай то, что они хотят. Наши дети, внуки, семья – мне страшно за всех.
Рузвельт сделал паузу, затем попросил жену включить радиоприемник, чтобы нарушить звенящую тишину. В комнате зазвучал печальный бархатный баритон Бинга Кросби – это был главный американский хит года: «Братишка, выручи монеткой» – исповедь человека, воевавшего за Америку, строившего небоскребы, а теперь без всякой надежды стоящего в очереди за супом и хлебом. «Братишка, выручи золотой монеткой» – именно это Рузвельту предстояло сказать нации, и без того измученной стране, которая так верила в него. Это было, по меньшей мере, недостойно и предельно унизительно. Элеонор нежно положила руку на плечо мужа, и у президента, который чувствовал себя в эту секунду беспомощнее, чем потерявший работу уличный мальчишка, немного отлегло от сердца.
Пятого апреля 1933 года все газеты Америки на передовице напечатали новый президентский указ. Он был подобен разряду грома. Указ предписывал всем гражданам США в срок
