Время пить Херши. Сборник рассказов. Александр Владимирович Токарев

А там – приложиться к плечу воображаемым прикладом да «пукнуть» ртом, словно из ствола, да гикнуть вслед, чтоб осторожней был, краснобровый, в следующий раз…

      Выйдя к месту Рогожин обомлел: речушка была наглухо перегорожена плетнем-заколом, а в проходе между жердями по-хапужьи раскинулись руки-сетки большой крылены. В самой «морде» виднелись два окунька. Щука еще не шла, но снасть хищно ждала своего часа.

      – Ох, враги, ты смотри, что сделали! Для мелкого озера смерть это неминучая! Нерестилищ тут раз-два и обчелся, загибнет озеро!..

      Николай Васильевич, задыхаясь от торопливости и боли душевной, кинулся к заколу. Подняв раструбы болотных сапог, он зашел в ледяную воду и взялся за первый шест. Крылену пока не трогал – оставил на самую злость, чтобы в лоскутья изрезать сетку охотничьим ножом.

      Выстрел саданул откуда-то из прибрежного березняка и сразу отдался резкой болью в левом боку Николая Васильевича. Охнув, он завалился в воду, еще не веря… – «За двух окунишек?..». Полыхнуло в голове кровавое марево и, застлав глаза, перешло в тяжелую дурноту. Чувство войны вернулось отчетливо и, как тогда, в Рогожине проснулся инстинкт самосохранения. Он подволок онемевшую ногу и рывком закинул ее на низкий берег. Ухватившись за торчащие из берега корни, Николай Васильевич подтянулся и упал на траву. Боль притупилась. Лишь кружились перед глазами сосны, и звенело в ушах. Сквозь этот звон хрипло выстервенились голоса:

      – Кретин, ты что наделал?!.

      – Да не в него я… Пугануть хотел только! От воды, видать, срикошетило!

      – Вот тебе и срикошетило, сухари запасай теперь!..

      Голоса приблизились. Николай Васильевич с трудом поднял голову: «Увидеть бы хоть кто?..». Но те береглись: кружили где-то рядом, шурша прошлогодней листвой.

      – Живой он, Витюха, вишь зыркает. Может, в больницу отправим, а?

      – В больницу?!. В тюрягу захотел? А семью потом кто кормить будет? Сматываемся! Да поскорей ты, охламон!..

      Торопливые шаги забухали по тропинке и растворились в шелесте леса. Спустя несколько минут неподалеку заскрежетал, залаял стартер машины.

      Николай Васильевич попробовал встать, но земля, вздыбившись, опять швырнула его на мох. «Не дойти», – пришла ясная мысль, и от этой мысли не охватило его ужасом, а только горестью свело, да так, что горше некуда. «Плохо вот так-то, неприбранным уйти. Ждет ведь Настасья. Обидно…».

      Николай Васильевич пополз. Оттаявший мох пружинил, и руки зарывались в него, как в губку, насыщенную студеной водой. На тропе в болотистых низинах встречались участки льда, и тогда Рогожин скользил, цепляясь ногтями за выталины, а след от него тянулся, как от раненого зверя. И при виде пролитой крови насторожился лес, захрипел где-то от душного, далеко разнесенного ветром ее запаха вышедший на тропу старый лось, порскнул в кусты заяц-беляк. А на краю приозерной болотины щерился желтозубо волк, словно улыбался. Пупырчатые ноздри тянули запах человечьей беды. Но он был сыт и