После бала (сборник). Лев Толстой

и который был нездоров флюсом.

      – Звездочки-то, звездочки так и катятся, – глядя на небо, прервала девочка молчание, последовавшее за словами Никиты, – вон, вон еще скатилась! К чему это так? а, маынька?

      – Совсем разобьют домишко наш, – сказала старуха, вздыхая и не отвечая на вопрос девочки.

      – А как мы нынче с дяинькой ходили туда, маынька, – продолжала певучим голосом разговорившаяся девочка, – так большущая такая ядро в самой комнатке подле шкапа лежит; она сенцы, видно, пробила да в горницу и влетела. Такая большущая, что не поднимешь.

      – У кого были мужья да деньги, так повыехали, – говорила старуха, – а тут – ох, горе-то, горе, последний домишко и тот разбили. Вишь как, вишь как палит злодей! Господи, господи!

      – А как нам только выходить, как одна бомба прилети-и-ит, как лопни-и-ит, как – засыпи-и-ит землею, так даже чуть-чуть нас с дяинькой одним оскретком не задело.

      – Крест ей за это надо, – сказал юнкер, который вместе с офицерами вышел в это время на крыльцо посмотреть на перепалку.

      – Ты сходи до генерала, старуха, – сказал поручик Непшитшетский, трепля ее по плечу, – право!

      – Pójdҫ na uliҫe zobaczk со tam nowego[9], – прибавил он, спускаясь с лесенки.

      – A my tym czasem napijmy siz wódki, bo cos dusza w pigty ucieka[10], – сказал, смеясь, веселый юнкер Жвадческий.

      7

      Все больше и больше раненых на носилках и пешком, поддерживаемых одни другими и громко разговаривающих между собой, встречалось князю Гальцину.

      – Как они подскочили, братцы мои, – говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, – как подскочили, как крикнут: Алла, Алла![11] так-так друг на друга и лезут. Одних бьешь, а другие лезут – ничего не сделаешь. Видимо-невидимо…

      Но в этом месте рассказа Гальцин остановил его.

      – Ты с бастиона?

      – Так точно, ваше благородие.

      – Ну, что там было? Расскажи.

      – Да что было? Подступила их, ваше благородие, сила, лезут на вал, да и шабаш. Одолели совсем, ваше благородие!

      – Как одолели? Да ведь вы отбили же?

      – Где тут отбить, когда его вся сила подошла: перебил всех наших, а сикурсу не подают. (Солдат ошибался, потому что траншея была за нами, но это – странность, которую всякий может заметить: солдат, раненный в деле, всегда считает его проигранным и ужасно кровопролитным.)

      – Как же мне говорили, что отбили, – с досадой сказал Гальцин.

      В это время поручик Непшитшетский в темноте, по белой фуражке, узнав князя Гальцина и желая воспользоваться случаем, чтобы поговорить с таким важным человеком, подошел к нему.

      – Не изволите ли знать, что это такое было? – спросил он учтиво, дотрогиваясь рукою до козырька.

      – Я сам расспрашиваю, – сказал князь Гальцин и снова обратился к солдату с двумя ружьями, – может быть, после тебя отбили? Ты давно оттуда?

      – Сейчас, ваше благородие! – отвечал солдат. – Вряд ли, должно, за ним траншея осталась, –

9

Сходить на улицу, узнать, что там новенького (польск.). – Перев. Л.Н. Толстого.

10

А мы тем часом кнаксик сделаем, а то что-то уж очень страшно (польск.). – Перев. Л.Н. Толстого.

11

Наши солдаты, воюя с турками, так привыкли к этому крику врагов, что теперь всегда рассказывают, что французы тоже кричат «Алла!». (Примеч. Л.Н. Толстого.).