Аргентина. Локи. Андрей Валентинов

господин хороший, забота!» Но тут случай особый, и Локи ответил честно:

      – Ни на что не рассчитывал. Знал, что возьмут рано или поздно, судьба у меня такая. И не беда. В тюрьме ума бы набрался, знакомства нужные свел, может, и на дело бы новое вышел, чтобы настоящее было, серьезное!..

      Даже улыбнулся, хоть и болели разбитые в кровь губы. Тюрьмой его не напугать, тюрьма для вора – дом родной.

      Допросчик выслушал до конца, но тоже с улыбкой, очень даже ехидной.

      – Серьезное? – дернул тонкими бровями. – Это на какую, извините, сумму? Миллион? Десять миллионов?

      Локи задумался, не зная как ответить. Огрызнуться? Но этот ехидный его, считай, от верной пули спас – той, что между затылком и шейным позвонком.

      – Миллион мне не осилить, но тысяч пятьдесят взял бы, если по-умному подойти. На пару лет бы хватило, а там и новое дельце бы подвернулось… И, простите, как мне к вам обращаться?

      Тот, кто сидел за столом, словно не услышал. Задумался о чем-то о своем, даже голову в сторону отвернул. Подождал пару минут и только затем встрепенулся.

      – Что? Как обращаться? Ну, скажем, «господин комиссар»…

      Хорст не поверил. На полицейского комиссара этот человек ничем не походил. А какие еще бывают комиссары? Которые в России?

      – …А по поводу вами сказанного, могу предложить вот что.

      На стол легла чековая книжка. «Комиссар» достал ручку, снял колпачок.

      – Давайте подсчитаем, Локенштейн. На суде вы получили бы никак не меньше трех лет и только потом смогли провернуть свое дело. Сейчас я выпишу чек на… Не будем мелочиться, на семьдесят тысяч марок…

      Локи громко сглотнул.

      – Это за четыре года вашей жизни.

      Пальцы сами собой принялись загибаться. 1937, 1938…

      – До конца 1941-го, – «Комиссар» еле заметно улыбнулся. – Но, может, и на бóльший срок. В общем, до самого конца войны.

      Пальцы сковало льдом.

      – А разве мы… Разве мы воюем?

      Улыбка исчезла – словно тряпкой стерли. «Комиссар» наклонился вперед.

      – Будем воевать, Локенштейн! Непременно будем! И это еще один аргумент. От мобилизации вы не укроетесь, брать станут всех, невзирая на справки, хуже, чем в 1918-м. Или окопы – или лагерь. А так вы будете на службе, неплохой и очень денежной.

      Про будущую войну Локи и сам догадывался. Иначе, зачем столько оружия клепать? В селах, поговаривают, уже карточки на продовольствие вводят, скоро и в городах начнут. Если и в самом деле грянет, можно и в Вермахте устроиться, к кухне и складу поближе. Но это уж как повезет, а его везение, считай, кончилось.

      Семьдесят тысяч? Да он и на половину согласен.

      Ой!..

      Проклятая спица вновь вонзилась в живот. Зачем половина? Эти штукари его бесплатно закопают – под ближайшим заборчиком. Так «быки» стукачей вербуют: сперва лупят смертным боем, потом денежкой перед носом трясут. А чем кончается? Хорошо, если просто на нож сядешь, без мучений.

      «Комиссар» – умен дядька! – что-то почуял. Сунул руку в карман и – раз! Вот и знакомый монокль в глазу…

      – Думаете, обманем? Не верь,