О-О. Алекс Тарн

клички.

      – Из Беер-Шевы? – переспросил Барбур. – Стал-быть, так тебе и зваться – Беер-Шевой. А негритос и без погоняла обойдется. Много их тут развелось, вонючек…

      Дикий Ромео к тому времени уже вовсю бегал по крышам, и это было единственным, что по-настоящему беспокоило Беер-Шеву в его новой ипостаси гида и обитателя Комплекса. Казалось, Ромео специально послан сюда каким-то хитрым мучителем, чтобы Беер-Шева ни на минуту не забывал о вечной и нескончаемой пытке – пытке вопросом: действительно ли он столкнул с крыши своего лучшего друга? Стоп-кадр с падающим Авишаем по-прежнему оставался непроницаемым для памяти. Ни к чему не приводили и попытки разговорить Чоколаку: тот сразу же замыкался – наглухо, как тогда, перед следователем.

      Страшно было смотреть на лунатика, слепо раскачивающегося на краю карниза, – страшно даже не за него – за себя. Страшно было ощущать зуд в кончиках собственных пальцев – этот зуд звал подойти, подтолкнуть – и тогда, может быть, вспомнить. А когда приступ кончался и Дикий Ромео благополучно возвращался на свой матрас, беер-шевину бедную душу раздирали самые противоречивые чувства. Конечно, он испытывал облегчение от того, что приятель снова остался жив, но в то же время где-то в глубине души и огорчался продолжению пытки, и радовался очередной отсрочке приговора – приговора самому себе…

      Сегодня Дикий Ромео опоздал. Луна уже вываливалась из-за горы, а он все не шел, и Беер-Шева, как всегда, поджидавший на Эй-крыше возле акации, решил проверить, в чем дело. Они почти столкнулись в коридоре. Сначала Беер-Шеве показалось, что Ромео случайно пропустил выход на лестницу и вот-вот осознает свою ошибку, но лунатик уверенно свернул в корпус Би и продолжал идти вперед, слепо задрав голову и удивительно точно минуя попадавшиеся по пути ямы и препятствия. Наверное, тут-то и следовало остановить его – позвать Чоколаку и превосходящими силами скрутить, связать, не пустить дальше.

      Но Беер-Шева упустил момент. Упустил, уронил, почти столкнул… – или просто столкнул, без всякого «почти»… Именно об этом думал он снова и снова, глядя на Призрака и Чоколаку, которые передавали друг другу бинокль на дальнем краю крыши.

      – Почему я? Почему именно я?..

      – Ты что-то сказал? – обернулся Призрак.

      Беер-Шева махнул рукой:

      – Ничего.

      Но Призрак уже шел к нему, пристроив на лицо сочувственную гримасу. «Сейчас утешать будет, – понял Беер-Шева, – проявлять дружескую заботу. Ромео гикнулся, теперь он окончательно в начальничках. Без году неделя в Комплексе, а вот поди ж ты… рационализатор хренов. И откуда он взялся такой? С виду белая косточка, цфонбон, и речь гладкая, а фразочки вставляет – шпана шпаной, и главное – к месту все, к месту. И глаза иной раз опасные, посмотрит – как резанет…»

      – Кончай париться, братан, – сказал Призрак, подойдя. – Сам видишь, все устроилось. Заберут его, похоронят как человека. Получается, зря ты на Барбура накинулся… – он помолчал секунду-другую. – Или не зря? Тогда объясни. Сам видишь, я тут человек