О-О. Алекс Тарн

уши торчали, как листья диковинного сада, уходящего в глубь темноты – туда, куда не мог дотянуться слабый луч фонаря. Собаки стояли неподвижно, уставив на Призрака зоркие мерцающие глаза и ожидая сигнала вожака; впереди, низко наклонив лохматую башку, застыл и он сам – крупный черный кобель из тех, кому доверяют большие овечьи отары и кто не боится ничего на свете, кроме грозы.

      Призрак нашарил палку, припасенную возле лестницы специально для таких случаев. Заметив его движение, вожак подтянул верхнюю губу и предупреждающе оскалился. Оскал этот был похож на ухмылку – в самом деле, могла ли помочь палка против такого количества пастей?

      – Что? – вызывающе выкрикнул Призрак. – Чего вам надо? Поживу учуяли, да? Человечинки захотелось? Хрена вам, а не человечинки, людоеды… Сейчас менты приедут, всех постреляют. Пошли прочь! Прочь!

      Черный пес едва заметно шевельнул хвостом, и внезапно Призрак понял, что собаки не собираются нападать. Тогда что? Зачем они вылезли из своего подвала? Что выгнало их наружу, встревожило, заставило сбиться в такую тесную кучу? Неужели их спугнула та же неведомая угроза, которая не дает дышать ему самому? А может быть, они ищут союзника? Союзника? Но как они могут искать союзника в человеке – своем главном враге, хищнике и садисте? Значит… значит, тот, другой враг – еще хуже, еще страшнее, еще безжалостней… Призрак похолодел.

      – Ничего… – хрипло проговорил он, глядя в черные собачьи зрачки. – Не бойтесь, это пройдет. Вот увезут Ромео – и пройдет. Все будет как прежде. Идите к себе. Не бойтесь.

      Повернувшись спиной к стае, Призрак стал подниматься по ступенькам. Вряд ли ему удалось успокоить собак – скорее они должны были еще больше встревожиться, оценив масштабы человеческого страха. «Ну и пусть… – мстительно подумал Призрак. – Не одним же нам бояться». Эта мысль неожиданно принесла облегчение.

      В комнате гидов стояла тишина – не мягкая, дремотная тишина ночи, но напряженное, чреватое криком безмолвие беды. Из дальнего угла, с матрасов Мамариты и девушки Хели доносились едва слышные всхлипы, больше похожие на шелест, чем на плач. Чоколака и Беер-Шева молча сидели перед оконным проемом, распахнутым в полнолуние. Пустыня светилась внизу мертвенным голубоватым светом. Призрак подошел, примостился рядом.

      – Что там? – не поворачивая головы, спросил Беер-Шева.

      – Сейчас полиция приедет, заберут. Кац хотел за забором закопать, Барбур не дал.

      – И ты ему веришь?

      Призрак скривился.

      – Вообще – нет, но в данном случае…

      – А вдруг смухлюет? – возразил Чоколака. – Приведет своих бомжей, унесут за забор… А нам потом скажет – менты забрали.

      – Нет, ребята, – терпеливо сказал Призрак, – тут ему не смухлевать. Полицейский джип издалека видно, а уж с нашей высоты и подавно. Не пропустим, не сомневайся. Барбуру с нами ссориться ни к чему – мы ему бабки приносим. Уйдем мы – уйдут бабки. А этого он боится больше всего. Даже больше полиции.

      Беер-Шева зло усмехнулся.

      – Полиции?