Барды Костяной равнины. Патриция Маккиллип

знаю, – повторила она в третий раз, потрясенная и вместе с тем охваченная безудержным любопытством. – Быть может… Быть может, мы видим только следы того, что давно покинуло этот мир. Быть может, мы просто рождены с первозданными глазами. Или сердцами. С талантом к тому, чего больше не существует. И потому это видение, эта тяга к волшебству – все, что нам суждено знать.

      Фрезер подался к Зое, будто понимание всего этого сделало предметом его желаний и ее. Его лицо, страстное и в то же время робкое, внезапно стало совсем детским. Давно научившаяся уклоняться от подобных порывов, Зоя скользнула мимо него и остановилась в дверях. Удивленный, Фрезер оглянулся, отыскивая ее взглядом.

      – Если я вдруг наткнусь на ответ, я расскажу тебе, – просто сказала она. – А ты должен рассказать мне. Обещай.

      – Обещаю, – ненадолго задумавшись, кивнул он.

      С тем он и остался в классе – судя по выражению лица, не понимая, что случилось (или, наоборот, не случилось) меж ними минуту назад.

      Вернувшись в башню, Зоя поднялась наверх, оставила в своей комнате мантию и снова спустилась вниз – взглянуть, не прибралась ли кухня сама собой. Нет, чуда не произошло, но что-то в хаотических душевных порывах Фрезера никак не покидало ее мыслей, а кухонный хаос отражал эти душевные порывы, как зеркало. Резко развернувшись, она вышла наружу и двинулась через школьные земли, почти не замечая ни тихих садов, ни лужаек, ни кривого дуба, ни дремлющих камней. Она шла вниз, пока не заметила громаду парового трамвая, довезшего ее до подножья холма. Здесь, на шумной набережной, она вновь пошла пешком – по древней булыжной мостовой, мимо доков, рыбных рынков и всевозможных лавок, – пока не достигла дверей под рисованной вывеской с улыбающимся ликом солнца в хороводе голубых лилий. Надпись на вывеске гласила: «Веселый Рампион». Зоя вошла внутрь.

      Чейз Рампион протирал бокалы за стойкой бара. Увидев Зою, он улыбнулся, точно солнце с вывески – ласково и дружелюбно. Золотые лучи нечесаных кудрей обрамляли его лицо, точно лепестки – подсолнух. Зоя прошла за стойку, обвила рукой его шею и поцеловала Чейза, чувствуя себя иссушенным жаждой странником, набредшим на нежданный родник посреди пустыни. К тому времени, как она наконец отпустила его, слово, засевшее в голове, вновь встало на свое место и обрело привычный, знакомый смысл. Немногочисленные посетители за маленькими деревянными столиками зафыркали от смеха. Усмехнулся и Чейз – как только обрел дар речи.

      – И тебе доброго утра, любовь моя. Что это значило?

      – Не хочу об этом, – ответила она, подсаживаясь к нему поболтать – обо всем на свете, только не об этом.

      Вернувшись в башню, она обнаружила на кухонном столе, рядом с покрытой засохшей коркой сковородой, записку от придворного барда.

      День спустя она вновь отправилась вниз по склону холма, на сей раз в противоположную сторону – вдоль реки, к замку Певерелл. Под школьную мантию были надеты лучшие из ее шелков – длинная юбка, блуза и цветастый газовый шарф в тон листьев дуба, умиравших и вновь оживавших на ткани мантии.

      «У