Тайный вояж. Юрий Копытин

часто ходили на пруд, покрытый белыми кувшинками, – всё это Иван Гаврилович с большим искусством отображал в своих этюдах. Осенью же уходили на реку. В это время – в тёплые солнечные дни – вода в реке будто не двигалась, стояла, отражая, как в зеркале, с одной стороны – зелёный ельник, а с противоположной – золотистую берёзовую рощу, подступающую к самой воде.

      Иван Гаврилович так увлечённо и интересно рассказывал о природе, о приёмах рисования, о тайнах красок, что и я понемногу пристрастился к этому искусству. Здесь, глядя на это великолепие природы, так хочется взять кисть, краски и запечатлеть всё это на холсте. Вот, сделал немного зарисовок, а на большее времени нет – с утра до ночи в седле. А краски я с собой прихватил, и дощечку для рисования… – бросил взгляд Фёдор на внимательно слушавшего рассказ Степана.

      – Ну, что, пойдём спать? – зевнул тот, а то заговорились мы с тобой чой-то. Мужики, вон, уже улеглись…

      Путники подстелили под себя охапки пушистых сосновых веток и, намаявшись за день, быстро заснули, согреваемые теплом всё ещё тлеющего хвороста.

      Первые лучи поднявшегося из-за горных вершин солнца разбудили сладко спавших казаков. Пробежав по обильно покрытой росой поляне к речушке, они наскоро умылись холодной родниковой водой, сбросившей с них остатки сна, напились терпкого чая из бадана и стали обдумывать план дальнейшего пути. Судя по рассказам Емзынака, маньчжуры были где-то недалеко, но где именно – это предстояло выяснить казакам, этого ждали от них и в Бийской крепости, и в Кузнецке, и в Тобольске. Теперь их путь лежал к горе Сарлык, откуда было рукой подать до перевала Дьял-Менку.

      Дальше продвигались с особой осторожностью, часто останавливаясь и осматривая в подзорную трубу окрестности. Шли долинами, поросшими лесом, а где начинались открытые пространства, сворачивали и продвигались по склонам гор. Там на их пути часто вставали заросли жимолости, смородины, склонённые к земле ветки лиственниц и кедра. Да и лошади с трудом ступали по дороге, усыпанной острыми камнями и перевитой сплетениями корней.

      После полудня путники преодолели высокий перевал и спустились в болотистую низину, по которой вышли к истокам реки Курата. Здесь, в тени кедровых деревьев, скрывающих от посторонних глаз, они спешились, освободив от поклажи взмокших лошадей. Уставшие от тяжёлой дороги, они с жадностью накинулись на сочную траву, в изобилии растущую на небольших полянах между деревьев.

      – Хороший урожай ореха в этом году, – произнёс Тархан, глядя на тяжёлые зеленовато-коричневые шишки, свисающие с веток кедров.

      – Да-а, – протянул Ефим, оглядывая могучие деревья. – Такое богатство кругом, а вот воспользоваться этим не можем: земля вроде наша, русская, а крадёмся по ней, словно вороги.

      – Прав ты, Ефим, – ответил Кузьма, – землица-то наша, да не может пока Россия после двух больших войн, Семилетней и турецкой,