Оттенки жизни. Книга первая. Георгий Константинович Левченко

не понятно никому,

      Как могут быть глаза столь зорки

      Лишь обращённые во тьму

      Внутри гнездящегося чувства

      И столь слепы там и тогда,

      Когда к особому искусству

      Не нужно прилагать труда.

      Сказать, как есть, она поймёт,

      И если счастья не дано,

      То снять с души хотя бы гнёт,

      Пусть будет так, как суждено.

      Ведь просто оказалось всё,

      Как только чувство он своё

      Раскрыл, и дал привольно хлынуть,

      И горизонт пред ним раздвинул.

      Период чувства

      Она, она и лишь она

      Тебе, счастливому, нужна.

      Отбрось все эти размышленья

      И удушающие мненья

      И погрузись в него с главой,

      Пусть верховодится судьбой

      Весь чувства мир, вскормлён тобой.

      Он всё такой же, но другой,

      И не к чему ему покой,

      Собой владенье в чтоб ни стало,

      Его вдруг чувство всё объяло.

      Но стали ли весёлыми глаза?

      О нет, в них всё стоит слеза,

      Но стали взоры несравненно глубже,

      За морем слёз не видно суши,

      И тяжкое сомненье не ушло,

      Отчаяние место здесь нашло.

      В чём перемена? Он из них

      Содеял призраков немых.

      Несмелость рифм внутри течёт

      И восхищенье в душу льёт,

      Не ропщет уж давно она,

      Но, лишь собой упоена,

      Смотря на призраков немых,

      Она не тронет пальцем их,

      Лишь в стороне от этих теней

      Презрев диковинных видений.

      И стал он весь своей душой

      И, очарован полнотой,

      Объят томительнейшим чувством,

      И, кажется, с полубезумством

      Лишь восхищённый простотой,

      Всех ощущений наготой

      Вдруг сам узрел их красоту,

      Закрыл словам малейший выход

      (Уж такова была их прихоть)

      И первый раз свою мечту

      Он отпускает в высоту.

      Веселье в изодранных болью глазах,

      Блуждания, жалкие, духа впотьмах,

      Веселье во вновь обретённой любви,

      Лиющейся кровью, взбешённой, души

      В экстазе пустейшем и радостном, где

      Насмешка таится над позой такой,

      Ведь сам он с собою же наедине

      Решил обрести этой тайны земной.

      И самодостаточность, как бытие

      У чувства такого в душе одного,

      Отнюдь не заметивши, что в западне

      Сейчас оказался лишь из-за него,

      Ему повелела смотреть так на мир,

      Как будто сомнений совсем уже нет,

      Что эта любовь – тот единый кумир,

      Вдыхающий в существование свет.

      Но тут, воспаривши в неведому даль,

      Он вдруг ощутил, что один здесь. Один.

      До дна иссушивши мучений грааль,

      Внезапно остался себе же чужим.

      От мира оторванный всем естеством,

      И не осознав в замешательстве том,

      Что вышел на путь сей совсем одинок,

      Он выдержать так сам себя и не смог.

      Столь