Отпуск с убийцей. Александр Силецкий

это было потом… А тогда Лидочка сидела в своем кресле под торшером, бессильно уронив руки на колени, осунувшаяся, разом постаревшая и подурневшая.

      В комнате находились какие-то посторонние, незнакомые люди, но Невский не обратил на них внимания, да и они его словно не заметили.

      Он сразу прошел к креслу в углу – и надолго остался там стоять…

      Лидочка лишь на мгновение подняла на него глаза, сухие, с воспаленными веками, и тотчас опустила.

      И во взгляде ее не было ни признательности за то, что он явился – вот сейчас, к ней! – ни отчаяния, ни боли, ни мольбы об утешении и сострадании – все словно спряталось куда-то внутрь, сжалось и окаменело…

      И ты еще будешь говорить, что не любила, с горькой укоризною подумал Невский.

      Глава 10

      Невскому было тревожно и тоскливо, когда он поднимался к себе в номер.

      Он даже не смог бы с определенностью сказать сейчас, что его больше тяготило – то, что вообще случилось это нелепое, в сущности, убийство, или же совсем другое, внезапно властно проникшее в его сознание…

      С неожиданной для себя ясностью, обидной, может быть, он понял, что ревнует.

      Да-да! Бездарно, глупо, но – ревнует.

      И к тому, кого теперь уж нет на свете, и к тому, кто, видимо, остался…

      К тому, кто остался… Ей – в утешение, ему – во враги.

      Эх, Куплетов, ну, за каким чертом ты сболтнул, кто тебя тянул за язык?!.

      Ведь промолчи ты в нужную минуту – и не знал бы Невский ничего, и не терзался бы теперь, испытывая чувство идиотской зависти к возникшему внезапно конкуренту.

      Хуже не бывает: утвердиться в некой ситуации, принять ее, а после обнаружить, что она, играючи, переменилась и тебе уже в ней места нет, хотя ты так старался, так старался ничего не упустить!..

      Да нет же, ерунда, попробовал утешить себя Невский, право же, о чем я думаю – я, посторонний?! Я ведь в самом деле посторонний здесь, и, что бы ни происходило, это понимают все. И даже Лидочка… Ну, мало ли, куда обоих нас кривая завезла! Случайно, вдруг… Не более того.

      Но это была слабая уловка, отговорка. А чувство было древнее, как мир…

      Чем дольше Невский думал об убийстве, тем загадочней оно ему казалось.

      Внятно объяснить, что именно его смущало, Невский, вероятно, не сумел бы, даже если б очень захотел. Какое-то туманное предчувствие – и только…

      Да, несчастного могли убить без умысла и цели – эдак ненароком… А могло быть и иначе!

      Факты?

      Слишком мало фактов, явленных конкретно. Это плохо. Но какие-то – пускай разрозненные, пусть в внешне меж собой не связанные! – есть.

      Их можно как-то сопоставить, увязать друг с другом – в качестве исходной версии хотя бы… Кто ему мешает?

      И тогда вдруг Невский понял, что обязан разобраться в этом деле – просто для себя! – поскольку внутренне теперь к нему причастен и не обретет покоя до конца…

      Естественно, подумал Невский, и другие будут этим заниматься – профессионально, так сказать…