Фельдмаршал в бубенцах. Книга первая. Нина Ягольницер

громче, глуша смехом крик. И тут мучитель отдернул оружие.

      – То ли ты жилой крепкий, мальчуган, то ли просто юродивый. Что ж, я и для таких забаву знаю.

      С этими словами он воткнул лезвие скьявоны в трещину тлеющего бревна, выдернул и поднес раскаленное докрасна острие к левому глазу кирасира.

      Годелот понимал, что ландскнехт не шутит, и легкой смерти ему не видать. Нет, этот человек вовсе не испытывал к нему ненависти. Это просто был один из тех, кто упивается чужой болью, как вином или женским телом. Сейчас его ослепят на один глаз, а потом истязания продолжатся, пока он и в самом деле не будет кататься по земле, исходя воем и мольбами. Этого нельзя было допустить, и Годелот замер, тяжело дыша, готовый рвануться вперед, как только клинок коснется глаза, и разом прекратить адскую забаву.

      Вот уже не больше десяти дюймов, и легкое тепло защекотало бровь. Внимание… Годелот напрягся, приготовившись к последнему рывку… И вдруг оглушительный выстрел разорвал барабанные перепонки, а в лицо кирасиру полетели горячие брызги. Зазвенела упавшая скьявона. Ландскнехт взмахнул руками и грузно рухнул на ступеньки прямо рядом с шотландцем, словно отброшенный мощным ударом в спину. Шлем звонко громыхнул о камень и покатился вниз по лестнице. Там, тремя ступеньками ниже, стоял Пеппо с дымящейся аркебузой в руках. Широко распахнутые глаза горячечно блестели, он напряженно вслушивался в стоящий вокруг гвалт испуганных ворон и угасающее эхо выстрела:

      – Лотте! Ты жив? Не молчи, гнус, Христом заклинаю! – Годелот мог поклясться, что в хриплом голосе слышалось почти отчаяние.

      – Здесь я, – вместо слов из горла вырвалось нечленораздельное бормотание. Шотландец неловко зашевелился, пытаясь встать, грудь обожгла боль, и в глазах вдруг потемнело…

      ***

      Он очнулся от прикосновения холодной влажной ткани к рассеченной щеке. Лба коснулась рука, теплая и упоительно живая. Исчезла, послышался плеск, и снова к лицу прильнуло холодное полотно. Годелот медленно открыл глаза и попытался вздохнуть, но помешала тугая повязка на груди.

      – Наконец-то очухался, – как сквозь толщу воды донесся сварливый голос Пеппо, в котором предательски прорывалось облегчение.

      Шотландец невольно ухмыльнулся – тетивщик был верен себе. С трудом приподнявшись, Годелот огляделся. Он лежал на собственном колете в тени дубовых стволов за стеной замка. Рядом Пеппо сосредоточенно мочил в колодезной бадье, снятой с крюка, окровавленный лоскут.

      – Лежи, дурище, – обернулся он к Годелоту, – насилу кровь остановил, вот же напасть.

      Годелот, не споря, откинулся наземь – в глазах мелькали черные точки. А Пеппо продолжал недовольно бормотать:

      – Я кого предупреждал? Так нет же, полез голыми руками в печь, герой.

      – Зачем ты пошел за мной? – прервал кирасир воркотню тетивщика, – я бросил тебя посреди выжженной земли, как последняя сволочь.

      Пеппо хмыкнул, отжимая лоскут:

      – Ну